Дик & Феликс Фрэнсис - Ноздря в ноздрю Страница 17

—  Я приведу только факты. Сделаю упор на том, что никто серьезно не заболел, что не было угрозы жизни и все такое. Тех, кого ночью привезли в боль­ницу, или сразу отправили домой, или выписали на следующий день. Может, совет обойдется без обра­щения в прокуратуру, просто предупредит вас, что такое не должно повториться.

—  Благодарю.

Она положила трубку, а я еще долго смотрел на ту, что держал в руке.

Фасоль! Каждый шеф-повар, каждая кухарка, ка­ждая домохозяйка, даже каждый школьник знает, что фасоль должна повариться в кипящей воде, что­бы стать съедобной. Я никоим образом не мог вклю­чить фасоль в любое блюдо, предварительно не про­кипятив, чтобы уничтожить содержащийся в ней яд. Сказанное Анджелой Милн противоречило здравому смыслу. Но при этом в ту ночь меня рвало, чуть ли не всех гостей — тоже, а в анализах шестнадцати че­ловек обнаружился содержащийся в фасоли лектин. Ситуация граничила с безумием. Однако я понимал, что должно быть другое объяснение. И я намеревал­ся его найти.

Я сидел в моем кабинете в «Торбе» и прочесывал Интернет в поисках информации по фасоли. Конеч­но же, именно содержащийся в ней фитогемагглутинин вызывал у людей отравление. Я узнал, что это белок, который разрушается и становится безвред­ным при кипячении. Я также выяснил, что это ве­щество использовалось для стимуляции митотического деления лимфоцитов, содержащихся в клеточ­ной структуре, и для облегчения цитогенетических исследований хромосом, что бы все это ни значило.

Я порылся на заваленном бумагами столе и на­шел квитанцию о доставке и накладную «Лейф фуд, лтд», поставщика, через которого я получил все ин­гредиенты для приготовления пятничного обеда. Перечислялись все продукты, которые я использо­вал: норвежская семга холодного копчения, копче­ная форель, филе скумбрии; а также травы, вино, сливки, оливковое масло, лук-шалот, дольки чесно­ка, лимонный сок и горчица — составные укропного соуса; куриные грудки, вишни; свежие трюфели и лисички; сливки, тоже для соуса; сливочное масло, яйца, сахар, ваниль и так далее для приготовления брюле, все, включая соль и перец, — и ни намека на фасоль. Единственным ингредиентом, не значив­шимся в списке, был коньяк, который я добавлял в грибы для придания им особого вкуса, и я мог по­клясться, что в бутылке фасоль не плавала.

Тогда откуда взялся токсин? Хлебные рогалики я покупал, но, опять же, их не набили фасолью. Ви- I ю? Разве фасоль не изменила бы вкус? Да и как по­пала бы она в бутылки?

Я пребывал в полном недоумении. Позвонил Анджеле Милн. На месте ее не было, так что я оста­вил сообщение на автоответчике.

— «Анджела, это Макс Мортон. Я проверил все ингредиенты пятничного обеда, и никакой фасоли нет. Все, за исключением рогаликов, я приготовил из исходных продуктов, никаких полуфабрикатов не использовал. Вы уверены, что результаты анализов правильные? Не могли бы вы попросить лаборато­рию еще раз посмотреть, что к чему? Такого просто быть не может».

Я положил трубку, но телефон зазвонил еще до того, как я убрал руку.

—  Анджела? — спросил я.

—  Нет. — Мужской голос. — Бернард.

—  Бернард?

—  Да, Бернард Симс, — подтвердил голос. — Она музыкантша. Играет на альте.

—  Извините. Боюсь, я вас не понимаю.

—  Дама — музыкантша.

—  Кто, Бернард Симс?

—  Нет, Каролина Эстон. Бернард Симс — это я, юрист мистера Уинсама.

Наконец-то до меня дошло.

—  Ясно. Прошу меня извинить, я думал совсем о другом. И чьей гостьей была мисс Эстон на обеде?

—  Ничьей. Она — из струнного квартета, кото­рый играл весь вечер, — ответил Бернард. — Оче­видно, съела тот же обед, что и остальные заболев­шие.

Я вспомнил квартет: четырех высоких, элегантно одетых в черное девушек двадцати с хвостиком лет. Я также помнил, что из-за занятости не смог пере­кинуться с ними и парой слов между их репетицией и началом обеда. «Как странно устроен человек», — подумал я. Теперь мне уже совершенно не хотелось свернуть ей шею. Наоборот, я жалел ее, потому что она тоже отравилась. «Отставить мягкотелость!» — приказал я себе. У меня имелись все основания вты­кать иголки в ее куклу-вуду, да и потом у нее навер­няка был бойфренд-культурист ростом в шесть фу­тов и шесть дюймов, который съел бы меня на зав­трак, если бы я попытался к ней приблизиться.

— А где она работает?

—  Я еще не все выяснил, работа продолжается. Вроде бы она играет в КФО, но я не могу понять, каким образом она оказалась в пятницу в Ньюмаркете в составе струнного квартета.

—  КФО? — переспросил я.

—  Извините. Королевский филармонический ор­кестр. Настоящие профессионалы. Она должна быть мастером своего дела. — Это я помнил. Играли они блестяще, радуя ухо точно так же, как их внешность радовала глаз. — Вам нужен ее адрес?

—  Конечно, — ответил я, не зная, для чего он может мне понадобиться.

—  Она живет в Фулеме[13], на Тэмуорт-стрит. — Бернард продиктовал мне полный адрес и номер те­лефона. Я все записал.

—  Как вы его достали? — спросил я.

Он рассмеялся.

—  Профессиональный секрет.

Я предположил, что он получил эту информацию не совсем законным способом, но решил не уточ­нять.

—  И что мне теперь делать? — спросил я.

—  Меня Не спрашивайте. И ничего мне не гово­рите. Я не хочу знать. — Он опять рассмеялся. Ни­когда не встречал такого веселого юриста. Все ос­тальные вели себя крайне серьезно. — Возможно, вам следует пригласить девушку на обед, но попро­буйте все заказанные ею блюда, прежде чем она их съест. — От собственной шутки он просто заржал. Определенно история эта очень ему нравилась, и он продолжал смеяться, когда клал трубку на рычаг.

А вот мне было не до смеха.

В кабинет вошел Гэри.

—  Тебя хочет видеть какая-то пташка. Говорит, что ты ее ждешь.

—  Она не назвала своей фамилии? — спросил я.

—  Вроде бы Хардинг. Из какой-то газеты.

Редактор отдела новостей «Кембридж ивнинг ньюс». Узнав у Анджелы Милн, что послужило при­чиной отравления, я засомневался, хорошая ли это идея — встречаться с прессой. Может, следовало за­таиться и не хвалиться чистотой кухни? Не смешно ли это будет выглядеть после того, как газеты напи­шут о том, что мне вынесено порицание, на меня наложен штраф или я приговорен к тюремному сро­ку за «приготовление и раздачу опасной для здоро­вья пищи» по статье семь Закона о качестве пище­вой продукции от 1990 года. Но теперь я не мог дать задний ход. Если бы отказался с ней встретиться, она бы, разозлившись, как следует проехалась по ресторану, и люди начали бы обходить его за милю.

Она ждала меня в баре, лет тридцати пяти, с тем­ными волосами, забранными в конский хвост, в темной, до колен юбке, белой блузке, с черным де­ловым брифкейсом. Оставалось удивляться, что Гэ­ри назвал ее «пташкой».

—  Мисс Хардинг. — Я протянул руку. — Я Макс Мортон.

Она посмотрела на мою руку, потом осторожно пожала. Безусловно, считала, что я и мой ресторан представляют собой опасность для ее здоровья.

—  Хотите чашечку кофе? — спросил я.

—   Нет-нет, благодарю. — В голосе явственно слышались панические нотки.

—   Мисс Хардинг, — я улыбнулся, — мой кофе абсолютно безвреден, уверяю вас. Возможно, вы хо­тите взглянуть на кухню, чтобы убедиться, что грязи там нет? Я готов в этом поклясться, но не прошу ве­рить мне на слово. Спросите у местных властей. Они проверяли мою кухню в понедельник, и ин­спектор сказал, что более чистой он не видел за всю свою жизнь. — Конечно, я чуть преувеличивал, но что с того?

Полностью я ее не убедил, но, пусть с неохотой, она согласилась взглянуть на кухню ресторана.

—  Вы привезли фотографа? — спросил я, откры­вая дверь, ведущую из обеденного зала на кухню.

—     Нет. Все разъехались на задания, но я взяла с собой фотоаппарат. Нынче все наши репортеры но­сят с собой цифровые фотоаппараты. Если они де­лают достаточно много снимков, один обычно го­дится для того, чтобы пойти в печать.

Она с интересом оглядывалась, проходя мимо длинного сервировочного стола, на котором разло­женные по тарелкам блюда стояли под инфракрас­ными лампами, чтобы не остыть, дожидаясь, пока официанты унесут их в обеденный зал. Свободную руку мисс Хардинг держала около лица, словно боя­лась, что заразится неизлечимой болезнью, если к чему-то прикоснется.

«Дорогая моя, — подумал я, — вас придется убеж­дать дольше, чем я предполагал».

—  Здесь встречаются кухня и обеденный зал, — объяснил я. — Кухонный персонал находится по од­ну сторону этого стола, официанты — по другую.

Она кивнула.

—  Может, сделаете фотографию? — предложил я.

—  Нет. Еще успею. Прежде всего мне хочется поговорить с вами о взрыве.

—  Хорошо, — кивнул я. — Мы поговорим, но сначала я выпью кофе. — Я мог бы приготовить ко­фе и в баре, но мне хотелось показать ей кухню, пусть она и не соглашалась сфотографировать ее.