Белый асфальт - Анна Князева Страница 16

Анна Стерхова молча кивнула. Холод пробирал ее до костей, несмотря на то, что она была в полушубке.

– Идемте, – бросил Ромашов и направился к зданию.

Они вошли внутрь. Ветер нагнал в коридоры снега, превратив пол в ледяную кашу, хрустевшую под ногами. Повсюду валялся мусор: обрывки газет, окурки и пустые бутылки. Масляная краска на стенах облупилась и махрилась лохматой шубой. Здесь пахло гнилью и запустением.

Вслед за Ромашовым Стерхова поднялась по лестнице на второй этаж.

– Вон там, – криминалист указал вперед. – Учебные классы.

Пройдя в коридор, они увидели жалкую картину запустенья и безвременья. Сорванные двери валялись на полу. В одной аудитории остались поломанные парты, покрытые грязью и льдом. На стенах висели пожелтевшие плакаты с химическими формулами и схемой двигателя внутреннего сгорания.

– Когда-то здесь вовсю кипела жизнь, – заметила Анна, проводя пальцем по старому расписанию на стене.

Они прошли по длинной галерее в сторону общежития. Пол был завален щебнем, осколками стекла и поломанной мебелью. Стены были исписаны граффити.

– В советские времена здесь жили учащиеся, – сказал Ромашов, входя в одну из комнат. – В каждой спальне по четыре человека. Тесновато, но жить было можно.

Анна заглянула внутрь помещения: железные, заржавевшие кровати, колченогие стулья – все разрушено, поломано и безнадежно забыто.

– Пропавшая Зорина жила в общежитии?

– Идемте, покажу ее комнату.

По лестнице они спустились на первый этаж. Дверь в комнату Зориной, хоть и криво, но висела на петлях. На ней сохранилась надпись «1-14». Ромашов толкнул дверь плечом. Стерхова увидела небольшую, темную комнатку с облезлыми стенами. В углу стояла продавленная кровать с торчащими пружинами. На полу валялись банки из-под консервов и с десяток запыленных бутылок.

– В последнее время здесь жила шоферня, – сказал криминалист. – Об этом я уже говорил.

Анна подошла к разбитому окну, через которое виднелся заснеженный поселок. Домишки, как скрюченные спины, теснились под тяжестью снежных шапок. Из труб шел тонкий, рваный дымок. Вокруг – ни движения, ни звука. Только ветер да бесконечная белизна.

– Жестоко Северск обошелся с этой учительницей, – пробормотала она.

В заброшенном здании училища Стерхова с Ромашовым провели не больше получаса.

Вернувшись в машину, Анна взглянула на часы – было без четверти час.

– Теперь отвезите меня к столовой.

– Голодная? – пошутил старик, заводя двигатель.

– Хочу поговорить с диспетчером.

По дороге она попросила криминалиста охарактеризовать Никиту Семочкина. Ромашов, не отрывая глаз от дороги, начал рассказывать.

– Хороший мужик. Правильный, взвешенный. В подлости не замечен. В Северске остался после окончания профессионального училища и, похоже, не собирается уезжать. Говорит, ему и здесь хорошо.

– Есть у него семья?

– Жена умерла пять лет назад. Двое взрослых детей. Работает хорошо, лишнего о себе не рассказывает.

У поселковой столовой, как и в прошлый приезд Анны, теснилось множество заведенных самосвалов. Выхлопной газ клубился в морозном воздухе, превращая округу в ирреальное марево.

– Всегда так? – спросила Стерхова.

– Водители тут, как пчелы в улье. Пообедать – и снова в рейс.

Вглядываясь в каждого, кто входил в столовую, они прождали несколько минут. Наконец, криминалист указал рукой на низенького человека в круглых очках.

– Вот он, Семочкин!

Стерхова быстро вышла из машины и, не оглядываясь, направилась к входу. Позади раздался голос Ромашова:

– Я подожду!

Обедавших было много и практически все – мужчины, одетые в теплые куртки и ватники. Ели быстро, сосредоточенно склонившись над тарелками. Запах тушеной капусты, жареной картошки и свежего хлеба смешивался с гарью от печей. В начале зала выстроилась длинная очередь на раздачу.

Отыскав взглядом Семочкина, Анна дождалась, когда он расплатится на кассе и с подносом направится к свободному столику у окна.

Она налила из чана бесплатного чаю и пошла вслед за ним. Как только Семочкин сел за стол, поспешила сесть напротив него.

– Здравствуйте! Меня зовут Анна Сергеевна Стерхова. Я – следователь из Москвы.

Семочкин испуганно заморгал. Перед ним лежал большой бутерброд, а в тарелке дымился горячий суп. Он опустил в него ложку и взглянул на Анну поверх очков.

– Что такое?

Та вежливо улыбнулась.

– Мне нужно с вами поговорить.

– О чем?

Анна вынула из кармана завернутую в ткань пластину и, развернув, показала.

– Видели такую?

Семочкин замер. На несколько секунд его лицо стало непроницаемым. Потом он медленно выдохнул и спросил:

– Откуда она у вас?

– Ее нашли в зимовье Совиная Плаха. Бывали там?

– Много раз. – Семочкин вновь посмотрел на пластину. В глазах его мелькнуло что-то похожее на грусть. Он протянул руку. – Позволите?

– Конечно. – Стерхова протянула ему медяшку.

– Мы носили такие в ПТУ. Неофициально, конечно. Пришивали к подкладке форменного пиджака. Это была наша метка.

Анна насторожилась.

– Метка чего?

– Тайного общества «Клинок и Коготь». Звучит угрожающе, а на самом деле… – словно извиняясь, Семочкин улыбнулся. – Детство в жопе заиграло, вот и придумали для себя забаву.

– Чем занималось ваше тайное общество?

– Да, ничем особенным. Ходили на природу, жарили шашлыки, стреляли по бутылкам. Иногда проводили собрания. – Подняв глаза, Семочкин посмотрел на Стерхову: – Секреты храним под луной, ни страха, ни слез – только бой!

– Ваш девиз? – догадалась Анна.

Он ностальгически улыбнулся:

– Вот ведь дурачье.

– Сколько человек состояло в обществе?

– Я знал только четверых. Шевердов Степан теперь глава администрации Северска. Олег Зварыкин – директор транспортного предприятия здесь же, в Северске. Витька Фокин уехал за границу еще в девяностых. Ну, и Лубнин Игорь – он был командиром нашей пятерки. Этот пропал в тайге.

– Вы сказали вашей пятерки…

– Ну, да. Лубнин говорил, что таких пятерок в училище много. С главным были знакомы только командиры. Рядовые члены знали только членов своей пятерки и своего командира.

– На самом деле все так и было? – спросила Стерхова.

– Думаю, что Лубнин привирал. – Семочкин снял очки и протер их бумажной салфеткой. – Уверен, что нас было пятеро.

– Откуда взялось название общества?

– Лубнин услышал легенду про Совиную Плаху и придумал название «Клинок и Коготь». Нам понравилось.

– Вы упомянули, что члены группы проводили собрания.

Взглянув на часы, Семочкин придвинул к себе тарелку и взял со стола хлеб.

– Если позволите, буду есть. У меня не так много времени.

– Да-да, пожалуйста. – Сказала Анна, постукивая пальцами по столешнице, словно отбивая ход невидимых часов.

– Вы спросили про собрания? Ночью после отбоя мы спускались в подвал общежития. В помещении, где хранились чемоданы учащихся, резались в карты, иногда выпивали или курили. Вот, пожалуй, и все.

– В подвале общежития было такое помещение? – она задавала вопросы короткими, точными фразами. – Оно не закрывалось на замок?

– На замке была комната, в которой хранились чемоданы преподавателей. В наших чемоданах воровать было нечего.

Стерхова замолчала. Дождавшись, когда Семочкин перейдет ко второму блюду, она продолжила:

– Помните учительницу Зорину?

– Ларису Викторовну? Конечно. Она пропала, когда я уже закончил училище и остался работать в Северске. О ней тогда говорил весь поселок. Но мне по этому поводу нечего рассказать.

– У Зориной были подруги или друзья? Она с кем-нибудь встречалась? Возможно, кто-нибудь конкретный оказывал ей знаки внимания? – не отставала Анна.

– Надо же… – Семочкин задумчиво покачал головой. – Знаете, что мне вспомнилось? Ночь у костра на Совиной Плахе.

– Это интересно. – От волнения Стерхова задержала дыхание.

– Мы сидели у костра с той самой журналисткой, которая потом пропала в тайге вместе с Лубниным. Так вот она задавала мне точно такие же вопросы. Я еще удивился: приехала писать статью о комсомольцах училища, а спрашивала только про Ларису Викторовну.

– Раз уж мы коснулись похода на Совиную Плаху, расскажите, как все случилось.

– Нечего мне рассказывать. Я ушел на маршрут раньше журналистки и Лубнина. Когда вернулся, их уже не было. Или еще не было… Как сказать? Короче, их так и не дождались. Потом руководитель секции отправил меня, Шевердова и еще одного парня в Северск, чтобы сообщить о случившемся.

– Ну, хорошо, вот вы вспомнили, что сидели с журналисткой ночью у костра…

– В ночь перед соревнованием по спортивному ориентированию.

– О чем еще вы с ней говорили?

– О разном… Ее, кажется, Олей звали. Но о чем бы мы ни говорили, она все время возвращалась к разговору о Ларисе Викторовне и что-то писала в своей записной книжке.

– Что за книжка?

– Большая,