Искатель, 1999 №4 - Рут Рэнделл Страница 16

— Не надо церемоний. Зовите меня просто Руби.

— Хорошо, Руби.

Она закрыла за ним дверь, и Дрейтон очутился в крошечной узенькой прихожей, застеленной дешевым ярко-красным нейлоновым ковром. На пороге комнаты он застыл в изумлении. Заметив это, Руби поспешно сказала:

— Не обращайте внимания на голые доски, голубчик. Я люблю, чтобы все сияло чистотой, вот и повесила ковер малость проветриться.

— Весенняя уборка? — спросил Дрейтон.

Вся мебель была сдвинута к стенам. Трехсекционный диван, обитый плюшем, узор на котором напоминал синих рыб, продирающихся сквозь заросли красных роз. На громадном телевизоре — голая женщина из розового фарфора, державшая в раз и навсегда поднятой руке лампу с пластмассовым абажуром. Золотистые тисненые обои. Единственная картина изображала короля Георга V и королеву Марию при всех регалиях.

— Я вижу, у вас чисто, — не кривя душой, сказал Дрейтон.

— Не хуже, чем в гостинице. Когда вы хотите прийти? Меня устроит любой вечер, — она игриво-оценивающе взглянула на него. — Вы будете с девушкой?

— Если вы не против. Может, сегодня вечером? Скажем, с восьми до одиннадцати. Не возражаете?

— Я закончу все дела ровно к восьми. Если угодно, тихонько постучите и подождите, пока я уйду. А то некоторые девушки стесняются. Сойдемся на пятерке?

Верден обещал нагрянуть через десять минут. Дело шло как нельзя гладко. Дрейтон выглянул в окно и увидел инспектора, приближавшегося к входной двери. Руби тоже заметила и узнала Вердена, констебль понял это по ее участившемуся от страха дыханию.

— Что происходит? — осевшим голосом спросила она.

Дрейтон повернулся к ней и строго сказал:

— Я из полиции, и у меня есть все основания полагать, что вы содержите дом терпимости…

Руби Брэнч опустилась на розово-синюю софу, закрыла лицо руками и расплакалась. Дрейтон подумал, что они просто доставят ее в полицейский участок и предъявят обвинение. Все было ясно, и женщина ничего не отрицала.

Она дала объявление у Гровера, чтобы немного подзаработать. В таких стесненных обстоятельствах непросто свести концы с концами. Верден слушал все это, глядя на шарф и выбившиеся из-под него рыжие волосы. Наконец он заметил:

— В прошлый раз вы были блондинкой, Руби.

— С каких это пор я должна спрашивать у вас разрешения покрасить волосы?

— Все еще работаете у миссис Харпер на Уотерфорд-авеню?

Она кивнула со слезами на глазах.

— Какое вам дело, у кого я работаю? Кабы не вы, я и посейчас служила бы в универсаме.

— Вам следовало бы задуматься об этом еще до маленького недоразумения с шестью дюжинами пачек стирального порошка, — сказал Верден. — Вы всегда были чистюлей, и это вас губит. Нешуточный изъян, правда? Я вижу, вам опять светят неприятности.

Он посмотрел на голые доски пола, на ноги Руби, покрытые набухшими венами и обтянутые черными колготками, потом перевел взгляд на ее испуганное лицо и доверительно сообщил Дрейтону:

— Немногие работающие женщины нашли бы время выстирать такой большой ковер. Может, прошлись бы мокрой тряпкой, как делает моя жена. Давайте посмотрим, хорошо ли она потрудилась. Славное утро, я бы глотнул свежего воздуха.

Руби Брэнч пошла с ними. Она с трудом ковыляла на высоких каблуках, и Дрейтону вдруг показалось, что женщина онемела от страха. Кухня была опрятная и чистая, а крыльцо надраено так, что даже не очень грязные ботинки Вердена оставляли на нем черные следы. Человек (муж? жилец?), прежде выглядывавший из окна, скрылся из виду.

Дрейтона удивила крепость бельевой веревки, выдерживавшей тяжесть насквозь мокрого ковра. Сильный ветер почти не раскачивал его. Верден из любопытства подошел поближе.

— Не трогайте, — резко сказала Руби. — Свалится.

Верден не обратил на нее внимания и подергал ковер. Как и предполагала Руби, веревка оборвалась, ковер с шумом рухнул на дорожку и газон, из его складок потянуло терпким духом сырой шерсти.

— Смотрите, что вы наделали! Чего вам надо? Заявились сюда и всюду суете свои носы! Теперь перестирывать придется.

— Нет, не придется, — отрезал Верден. — К этому ковру прикоснутся только эксперты из лаборатории.

— Конфискация за просушку? — воскликнул Дрейтон.

— О боже! — лицо Руби сделалось желтовато-белым, алые губы казались похожими на зияющие раны. — Я никогда ничего плохого не делала. Я просто испугалась. Думала, что вы повесите на меня это дело и обвините…

— В соучастии? Неплохая мысль. Это мы можем.

— О господи!

Они вернулись в разоренную гостиную. Какое-то время Руби сидела в гробовом молчании, то сплетая, то покусывая пальцы, пока с ее губ не сошла вся помада. Наконец она, будто безумная, произнесла:

— Там не то, что вы думаете. Это не кровь. Просто я делала малиновое варенье…

— В апреле? Скажите пожалуйста, — заметил Верден. — Не спешите, подумайте хорошенько. — Он посмотрел на часы. — У нас выдалось очень спокойное утро, правда, Дрейтон? Мы можем посидеть тут до обеда. Или хоть до завтрашнего дня.

Она ничего не ответила. Во вновь наступившей тишине отчетливо послышалось шарканье ног в коридоре. Дверь тихо открылась, и Дрейтон увидел маленького человечка с редкими седыми волосами, того самого, который выглядывал из окна. С выдающимся подбородком, многочисленными глубокими морщинами на бурых щеках, с приплюснутым носом и большими губами. Не очень располагающий облик. Человечек смотрел на Дрейтона. Выражение ужаса на его лице сменилось любопытством, смешанным со страхом, словно ему показали пятиногую овцу или бородатую даму. Казалось, незнакомец подумывает о бегстве. Верден встал и взялся за ручку двери.

— Да это мистер Мэтьюз! — воскликнул он. — Не могу сказать, что я высокого мнения о выданной вам одежде. Я думал, в тюрьмах сейчас шьют по мерке.

Человек по имени Мэтьюз ответил тихим сиплым голосом:

— Здравствуйте, мистер Верден, — после чего машинально добавил, как другие люди говорят: «Славный денек» или «Как поживаете?»: — Я не сделал ничего плохого.

— Когда я ходил в школу, — ответил Верден, — нас учили, что двойное отрицание равноценно подтверждению. Так что садитесь и поучаствуйте в собрании. Больше тут никого нет?

Обезьяна Мэтьюз опасливо обошел комнату по стеночке и сел подальше от Дрейтона. Все молчали. Мэтьюз перевел взгляд с Вердена на Руби, потом нехотя, словно по принуждению, посмотрел на констебля.

— Это Джефф Смит? — спросил он наконец.

— Понимаете, — сказала Руби Брэнч, — он их никогда не видел. Если уж на то пошло, даже я ни разу не видела девушку.

Уэксфорд сердито потряс головой. Он буквально кипел от гнева, слушая доклад Вердена, но теперь ярость поутихла, хотя негодование еще не прошло. Со вторника минуло четверо суток, полных сомнений и разочарований. Шесть человек впустую тратили время, задавая не те вопросы не тем людям. Работали вслепую только потому, что какая-то глупая женщина боялась