Искатель, 1999 №9 - Олег Суворов Страница 15

— Ты чего такой вздрюченный? — изумился Борис, радостно приветствуя приятеля на пороге своего кабинета. — Что случилось?

— Да встретил тут на лестнице одного молодого негодяя, — буркнул Филипп, не желая вдаваться в подробности и думая про себя о том, что этот же вопрос он уже недавно где-то слышал.

Однако Борис был так настойчив в своих расспросах и так подчеркнуто дружелюбен, что врач все же не удержался и, после второго стакана виски, поведал приятелю всю историю своей несчастной любви. Вообще, Борис нравился ему своей абсолютной уверенностью в себе — такого крепкого, осанистого, сильного мужика невозможно было представить в отчаянии или безвыходной ситуации. Как бы ему самому хотелось быть таким! Но, увы, теоретические размышления и постоянная углубленность в собственные мысли не слишком способствуют развитию цепкой деловой хватки и выработке ощущения себя «хозяином жизни».

— Ага, — понимающе изрек приятель, терпеливо выслушав все до конца. — И ты говоришь, что встретил этого раздолбая, когда он выходил из моей фирмы?

— Да. Кстати, а ты его случайно не знаешь? Заурядный, круглоголовый белобрысый паренье наглыми глазами и белым налетом на языке…

— Нет, не помню, — покачал головой Борис и засмеялся.

— В отличие от тебя я не осматривал его столь подробно. Возможно, это один из покупателей. Ты же, когда входил, видел — у меня справа находится небольшой торговый зал. Но ты мне лучше другое скажи — неужели из-за этой своей Веры ты так дико переживаешь?

— А разве может быть иначе? — искренне удивился Филипп. — Как я могу не переживать при виде этого ничтожества, которое каждый день имеет мою любимую женщину во всех видах, в то время как мне она, в свое время, не каждый раз позволяла поцеловать ей руку!

— Да, это, конечно, трагедия! — настолько выразительно заявил Борис, что Коновницын мгновенно вскинул на него негодующий взгляд:

— Издеваешься?

— Наоборот, думаю, как тебе помочь… Ну, хочешь, мы его убьем?

Филипп вытаращил глаза.

— Ты это серьезно?

— А что тут такого? — хладнокровно парировал владелец видеофирмы. — Жизнь какого-то паршивого телемастера стоит не больше десяти штук баксов. Если у тебя нет таких денег, то я могу одолжить.

— С ума сошел! И вообще, я чего-то не понимаю: у тебя что — под рукой целый штат киллеров?

— У меня под боком рынок, на котором всегда можно найти и нанять кого угодно. Так что?

— Да нет, ну все это дикость какая-то, — глотая очередную порцию виски, поморщился Филипп. — Чтоб я нанимал киллеров… Бред собачий! К тому же все это без толку.

— В каком смысле?

— В очень простом. То, что случилось — это уже необратимо… я имею в виду ее предательство. Даже если представить, что она вдруг разведется с мужем и выйдет за меня, то все равно — я уже никогда не смогу ее простить и никогда не смогу быть по-настоящему счастлив. После стольких лет столь преданного ухаживания я должен был стать ее первым мужем… или мужчиной, все остальные варианты — это уже сплошные мучения. Это совсем не тот случай, когда ты сходишься с какой-нибудь достаточно опытной женщиной, влюбляешься, затем она тебе изменяет — или ты ей, вы расстаетесь, но затем прощаете друг друга и снова начинаете жить вместе. Это совсем не тот случай, старик, именно поэтому я так тяжело переживаю необратимость всего произошедшего…

— Что-то я не очень понимаю — ты ее любишь или только ревнуешь?

— Вот так вопрос! — усмехнулся Коновницын. — А разве может быть одно без другого? Впрочем, если подумать, то я и сам толком не знаю. С одной стороны, я люблю ее и хотел бы видеть несмотря ни на что — пусть даже она станет настолько темпераментной стервой, что они с мужем будут брать в постель и его приятеля. Но, с другой, представляя себе нечто подобное, я бы недолго выдержал нашу встречу — и, прокляв все на свете, убежал бы страдать.

— Я где-то читал, что наркоманов пытаются лечить, вымораживая жидким азотом участок мозга, в котором хранится память о том кайфе, который они получают от наркотиков.

— Во-первых, нельзя так точно выморозить именно этот участок — всегда есть риск затронуть другие места, где хранятся необходимые для жизни воспоминания. А во-вторых, неужели ты думаешь, что я бы на это согласился? — и в голосе Филиппа послышался непритворный ужас. — Навсегда забыть о Вере!

— Значит, тебе нравится страдать?

— Нет, но с этим связан столь важный отрезок моей жизни. А как можно добровольно уничтожать воспоминания о своей жизни, какой бы она ни была?

— Ну и что же ты все-таки собираешься делать?

— Не знаю. А что тут сделаешь? Давай выпьем еще, если не возражаешь.

— О чем речь! Но выпивка — это все же не дело.

— Почему? Она разбила мне сердце, а уж печень я разобью себе самостоятельно.

— А хочешь, я тебя познакомлю с какой-нибудь красивой телкой?

— Я за этот год уже переспал с таким количеством телок, красивых и разных, что теперь это уже все бесполезно, — кисло поморщился Филипп и, желая сменить тему, спросил: — Кстати, а что же ты сам не позвонил и не попросил вернуть свой мобильник?

— Честно сказать, я просто забыл о том, что одолжил его тебе, а потом решил, что потерял во время взрыва на кладбище, — усмехнулся Борис. — Поэтому просто завел себе новый — только и всего. Кстати, если хочешь, можешь оставить старый себе.

— Хочу, но последние дней десять он почему-то не работает.

— Наверное, его просто отключили за неуплату или возникла какая-нибудь мелкая неисправность. Дай-ка мне его на минутку, я пойду покажу своим ребятам, и они тут же все наладят, — взяв из рук Коновницына телефон, Борис удалился в соседнюю комнату.

Пока он отсутствовал, Филипп мелкими глотками пил виски и задумчиво размышлял. Черт, и угораздило же его встретить сегодня мужа Веры! Угасшее было страдание вдруг дало новые — и весьма болезненные рецидивы. Странное дело — но после трех месяцев страданий от любви он вдруг почувствовал, что как-то само собой, помимо своей воли, начинает ее ненавидеть! В принципе это было вполне естественно, более того — справедливо. Душа, уставшая от страданий, начинает пылать ненавистью к их источнику. Однако в отличие от любви ненависть неизменно становится источником самых страшных чувств. Разве это не страшно, когда ты начинаешь желать боготворимой когда-то женщине самых страшных несчастий, мечтая увидеть ее униженной и угасшей на