Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн Страница 12

– Конечно, – соглашаюсь я, мечтая провалиться сквозь лестницу. – Ну… мне там нужно напечатать рецензию…

– Разве у тебя нет ноутбука дома?

– Нет, – начинаю я, чувствуя, будто меня поймали на еще одном вранье. Кажется, на собеседовании я сказала, что компьютер у меня есть.

– А смартфона?

– Просто обычный кнопочный телефон, – отвечаю я, и щеки у меня горят. – Никаких последних моделей позволить себе не могу.

Глория смотрит на меня с сочувствием, что случается редко.

– Я поговорю с мистером Сэдвиком, чтобы ты смогла проработать еще несколько недель. Покупают нас или нет, мы пробудем здесь подольше, и твоя скромная зарплата не проделает бреши в бюджете. Но имей в виду, прибавки не будет!

И прежде чем я успеваю ее поблагодарить, она отворачивается, будто смутившись этого необычного приступа сентиментальной доброты. Поднимаясь по лестнице, я чувствую себя еще хуже, чем до этого. Надо было сказать ей о письме, которое я отправила Веронике Сент-Клэр. Когда Кертис Сэдвик об этом узнает, уже будет не важно, что Глория смогла найти деньги в бюджете на мою скромную зарплату. Меня выкинут безо всяких рекомендаций.

С самым несчастным видом я сажусь за стол и пишу рецензию, которую прикрепляю к электронному письму для Дианы.

Весь день и остаток недели проходят спокойно, в кабинет к Глории меня не вызывают, но я дергаюсь от каждого скрипа ступенек, от каждого звука входящего сообщения.

«Теперь они знают, теперь они знают, теперь они знают», – тревожно стучит в мыслях. Кайла с Хэдли ведут себя вежливо, но отстраненно, будто не хотят быть никак связаны с кем-то, кто нарушил политику компании. А Аттикус…

Я боялась, что ему будет неловко после того случая в бальном зале «Джозефин», но он ведет себя так, будто вовсе ничего и не произошло, что гораздо хуже, потому что, значит, ничего и не было. Я все себе придумала. Он даже не спросил, не влетело ли мне за то, что провела его внутрь.

В четверг, почти в пять вечера, приходит сообщение лично от мистера Сэдвика с темой письма: «Пожалуйста, зайдите ко мне НЕМЕДЛЕННО». Собирая вещи в шопер, я чувствую на себе взгляды Кайлы и Хэдли. Если меня уволят, то возвращаться за вещами я не хочу.

Идя вниз по ступенькам, я слышу голоса из кабинета Дианы, но когда наступаю на последнюю ступеньку перед пролетом, скрипящую, разговор резко прекращается. К тому времени, как я прохожу мимо открытой двери Дианы, Глория нарочито обсуждает план выхода книг на весну, и они вместе с Аттикусом и Дианой старательно избегают взглядов в мою сторону. Они все знают, думаю я, отворачиваясь к стене, где натыкаюсь на женщину с обложки «Секрета Ненастного Перевала». «Будь я на твоем месте, – словно говорит мне она, – бежала бы со всех ног».

Кертис Сэдвик сидит за рабочим столом, сложив руки домиком перед собой и опустив голову, будто в молитве. Может, он просит даровать ему терпения; едва ли он молится за меня. Пару секунд я неловко переминаюсь у входа, и он поднимает голову.

– Агнес Кори, – произносит он, а потом снова опускает взгляд, будто сравнивая меня с фотографией в папке. – Я снова пересматривал ваше резюме, и у меня появилось несколько вопросов. Эта школа Вудбридж, в которой вы преподавали, это какое-то исправительное учреждение?

– Так их больше не называют, – на автомате поправляю я. – Но… в целом – да. Это исправительный центр для несовершеннолетних.

– И как же вы попали туда на работу? – спрашивает он.

Я могла бы рассказать ту же историю, что и всегда, что проходила там стажировку, когда училась в колледже, но я уже чувствую, к чему все идет, так что вполне могу покончить со всем раз и навсегда.

– Я там училась – и жила, с тринадцати до восемнадцати лет. Меня поместило туда государство.

– Понимаю, – произносит он, откинувшись на спинку стула. – Могу я спросить, как так вышло, что вас «поместило туда государство»?

«Вообще-то, – думаю я, – он не должен такого спрашивать».

«Доступа к твоему делу нет», – сказал мне социальный работник, когда мне исполнилось восемнадцать. И никакой работодатель, представитель школы или полиции не имеет права о нем спрашивать. Я могла бы ему это сказать, но когда поднимаю голову, вижу, как он наклонился вперед, сложив руки и сочувственно хмурясь, и почти сдаюсь. После напряжения последних дней, когда я ждала разоблачения за то письмо Веронике Сент-Клэр, его забота как теплая ванна. И правда вырывается из меня сама.

– Меня поместили туда, после того как я сбежала из трех приемных семей, – признаюсь я. – И арестовали за бродяжничество и кражи из магазинов, пока я была «в бегах».

– Наверное, было ужасно, – произносит он, снова откинувшись на спинку стула. – Могу только представить, что это за были за семьи. Как – извини, конечно, что спрашиваю – ты оказалась в детском доме? Что случилось с твоими родителями?

– Мы с мамой всегда были только вдвоем, – отвечаю я. – Отца я никогда не знала. А мама… ей было нехорошо. У нее были проблемы с психическим здоровьем. Мы вроде как переезжали с места на место, а потом ее поместили в клинику, а меня – в детский дом.

– Непростое начало жизни, – замечает он, покачав головой. – Я впечатлен тем, чего ты добилась… а твоя мать? Она все еще… в клинике?

Качаю головой и, к своему ужасу чувствую, как по щеке стекает слезинка.

– Ее выпустили три года назад. Когда она в последний раз пробовала связаться со мной, я сказала, что больше не хочу ее видеть, знаю, это звучит ужасно…

– Вовсе нет, Агнес, – замечает он, подтолкнув ко мне коробочку с салфетками. – Ты способная молодая женщина, у тебя есть потенциал. Что я и писал в твоих рекомендациях, пока сам не получил крайне необычное письмо.

– Письмо? – глупо переспрашиваю я.

Шурша бумагами на столе, он ищет письмо, как будто получает десятки таких в день – словно сейчас кто-то еще пишет письма – и наконец достает листок с напечатанным на машинке текстом. И хмыкает.

– Дорогая Вероника, противница современных технологий! Настаивает, чтобы вся переписка велась в бумажных письмах.

Я задерживаю дыхание и скрещиваю руки на груди, впившись ногтями в руку.

– Она тут пишет, что ты написала ей записку с просьбой о продолжении.

– Д-да, – подтверждаю я. – Простите. Я знаю, что не стоило. Глория сказала так не делать, и я знаю, что вы не хотите, чтобы кто-то ее беспокоил.

– Верно, – мрачно произносит он. – Видишь ли,