Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп Страница 12

С явной усталостью в голосе Фелиция возразила:

— Поймите меня правильно, профессор. Я любила своего мужа. Но он был — как бы это сказать — своего рода одиночка. Иногда я даже спрашивала себя, на ком он женат, на мне или на своей науке.

Гропиус вежливо улыбнулся, помешал ложечкой кофе и сказал:

— Я, конечно, не буду утверждать, что угроза жизни при взрыве или отравление донорского органа связаны между собой. Но вы должны признать, что все это в некотором роде непонятно.

Фелиция оперлась подбородком на сложенные в замок руки и взглянула сквозь стеклянную крышу на небо, как будто оно могло ниспослать ей все объясняющий ответ. Но небеса хранили молчание. Вместо того она почувствовала необычное ощущение единства с этим человеком. Недоверие сменилось заинтересованностью — профессор может быть ей полезен, он может помочь ей пролить свет на прошлую жизнь Шлезингера.

В нетерпении Гропиус продолжил свою речь:

— Разрешите мне один вопрос. Возможно, вы вспомните и о других случайностях или странных происшествиях в жизни вашего мужа?

Фелиция чуть было не ответила: «Ну еще бы!» Но она не относилась к тем женщинам, которые сначала говорят, а потом думают. И хотя все услышанное возмутило ее до глубины души, она взяла себя в руки и ответила:

— После того что вы мне только что рассказали, передо мной открывается совсем другая картина. Прежде чем ответить на ваш вопрос, мне нужно как следует подумать.

Гропиус кивнул. Разговор протекал лучше, чем он ожидал. Фелиция Шлезингер могла встретить его полным безразличием или упреками. А теперь он прощался с ней, многозначительно поцеловав ей руку, и договорился о следующей встрече.

Ни Гропиус, ни Фелиция не заметили, что за ними наблюдали и вели съемку с помощью длиннофокусного объектива.

— Вы будете удивлены, — сказал Левезов надменно, — во всяком случае вы не зря тратите деньги.

Вероник Гропиус и детектив встретились в том же бистро у Английского сада, что и прошлый раз.

— Ну так говорите же, — нетерпеливо сказала Вероник.

Левезов судорожно вцепился в большой конверт, не решаясь взглянуть на Вероник. Он хотел сказать что-то важное, важное для него. В конце концов он медленно выдавил из себя:

— Обычно в случае незаурядных успехов в нашей работе она оплачивается сверх предусмотренного гонорара. Могу ли я предположить…

— Ах, вот вы о чем! — Торопливые движения Вероник выдавали ее сильное волнение. Пока она искала в сумочке чековую книжку, не преминула ядовито заметить: — Левезов, я ведь уже говорила, что в случае успеха мелочиться не буду. Так что вы еще хотите?

Он был абсолютно убежден в значительности приобретенных им сведений и ответил:

— Еще пять тысяч.

Черные брови Вероник взлетели вверх, образовав два полумесяца. Немного наклонившись, она взглянула на детектива исподлобья:

— Ну хорошо, если ваши наблюдения действительно поспособствуют моему успеху, я готова дополнительно заплатить. Но вначале я хочу знать, что вам удалось узнать.

Левезов достал из конверта шесть фотографий и выложил их одна за другой на столе перед ней. На фотографиях был Гропиус с какой-то женщиной в Нимфенбургском парке.

Вероник бросила на Левезова недоверчивый взгляд и сказала:

— Гропиус всегда был любимчиком женщин, у него много знакомств. Конкретно об этой я не знала. Хотя в этом случае ему нельзя отказать во вкусе. — Она разочарованно отодвинула фотографии.

Левезов же выглядел так, будто пришел его звездный час.

— Было очень непросто узнать, кто эта женщина на фотографиях. С большим трудом мне это все-таки удалось. — Он вынул из кармана пиджака газетную вырезку о скандале с пересадкой органов и указал на фотографию: — Вот здесь, посмотрите, эта женщина идентична с той, в парке.

Вероник прочитала подпись к фотографии: «Фелиция Шлезингер, вдова загадочно погибшего пациента».

— Этого не может быть! — тихо пробормотала Вероник, пока ее взгляд лихорадочно перебегал от фотографии в газете к снимкам Левезова и обратно.

— Мы оба знаем о подозрении, которое тут напрашивается, — серьезно заметил детектив.

— Не могу в это поверить. — Вероник покачала головой. Она могла ожидать от Грегора многого, но чтобы он был способен совершить убийство? Но все сходится идеально: Гропиус — любовник жены Шлезингера и искал изощренный метод убрать ее мужа. Гропиус был умен, это был холодный расчет, а в таких случаях цель редко преследуют напрямую. Такие, как он, знают, что только в геометрии кратчайшее расстояние между двумя точками — это прямая и что жизнь каждый день переворачивает этот закон с ног на голову. Только такой человек, как Гропиус, мог вынашивать подобный план.

Левезов прервал ее размышления:

— Я думаю, фотографии — недостаточное доказательство того, что смерть Шлезингера на совести профессора. Но случайность того, что они знакомы друг с другом… кажется маловероятной. Кстати, Гропиус ехал в Нимфенбург в объезд сильно петляя, как будто хотел отделаться от слежки.

— И он вас не заметил?

— Это невозможно. Во время слежки я почти не вхожу в пределы видимости объектом. — Левезов достал из кармана брюк серебряную таблетку и протянул ее Вероник: — Это радиомаяк. Мне удалось приклеить такую штучку на бампер его автомобиля, когда он стоял перед домом. С помощью приемника я в любой момент могу узнать о его местонахождении.

Вероник одобрительно кивнула, заполнила чек и передала его Левезову:

— Действительно, хорошая работа, но я надеюсь, что никто, я подчеркиваю, никто не узнает об этом деле!

— Само собой разумеется. — Левезов положил фотографии в конверт и передал его Вероник. — Ваше право распоряжаться ими как вам вздумается. Если еще когда-нибудь понадобится моя помощь — я всегда к вашим услугам.

С этими словами он поднялся и покинул кафе.

Вероник никак не ожидала, что этот детектив за такое короткое время найдет для нее стоящие материалы, с помощью которых она могла бы отвоевать у Грегора Гропиуса достойную компенсацию. Она долго ждала подходящего случая, чтобы поставить его на колени. Теперь такой шанс представился. И если он не хочет провести остаток дней за решеткой, ему придется согласиться на все ее условия. А ее требования уж точно не будут скромными.

Когда она позвонила ему домой, голос Грегора был измученным и неуверенным. Последний раз они разговаривали по телефону шесть или семь недель назад и тогда не говорились ни о чем другом, кроме как о деньгах. Гропиус не сомневался, что и в этот раз разговор пойдет о том же. Поэтому он отказался говорить, сославшись на то, что в последнее время он и так уже достаточно всего наслушался, по уши погряз в делах, и у него нет никакого желания говорить о деньгах. Все, что он хотел, он уже сказал.

Гропиус уже хотел было закончить разговор и повесить трубку, когда на другом конце провода услышал крик Вероник:

— Не вздумай положить трубку, а лучше соглашайся на мои условия, если не хочешь провести остаток жизни за решеткой.

Грегор замер, и Вероник продолжила:

— Ты хитро все придумал со Шлезингером, но все-таки недостаточно! Теперь ты у меня в руках!

В любой другой ситуации Гропиус уже давно бы прекратил разговор, просто положив трубку и тихо выругавшись; но в этот момент он чувствовал себя как побитый боксер, и те удары, которые раньше он молча отражал, сейчас подкосили его. Он ответил с деланным спокойствием:

— Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь!

Вероник засмеялась, но она была плохая актриса, и надсадный смех звучал глупо и неприятно.

— У меня есть фотографии, которые означают конец не только твоей карьеры, но и твоей свободы!

— Фотографии?

— Восемнадцать на двадцать четыре, отличного качества.

Гропиус задумался. При всем желании он не мог понять, как фотографии могут прояснить дело со смертью Шлезингера. Эта неуверенность разожгла его беспокойство, руки задрожали.