Белый асфальт - Анна Князева Страница 12

Ромашов поспешил заметить:

– Приведенные значения – приблизительны. Все зависит от состояния здоровья, наполненности желудка, индивидуальных особенностей. Впрочем… – Он встал и, порывшись в коробке, вытащил небольшой пакет с блистерами лекарств. – Нашел на полу в избушке. Здесь есть отпечатки Холофидина. Судя по оставшимся таблеткам антибиотика и обезболивающего, он принимал их в течение трех дней, не меньше.

– И что это значит? – спросил Астафьев.

За криминалиста ответила Стерхова:

– Это значит, что он не пил алкоголь. Теперь про оружие…

– В зимовье обнаружены четыре ружья. – Криминалист заглянул в папку и сверился с документами. – Элитный немецкий карабин «Зауер» четыреста четыре, итальянский полуавтомат «Бенелли Арго», «Хенкель и Кох» и классическая немецкая винтовка «Маузер» М12. Пятый карабин, Сайгу, нашли в снегу, недалеко от избушки.

– Это отражено в документах. – Заметила Анна и уточнила: – Карабин принадлежал Холофидину?

– И это первое, что мы предположили. – Ромашов перелистал документы и нашел нужный: – Копия разрешения на имя Холофидина.

– «Хенкель и Кох», – прочитала Анна. – Понятно.

– То-то и оно, что ничего не понятно. – Сказал Астафьев. – Если убийца Холофидин, и он преследовал Визгора, то вряд ли взял бы чужое ружье.

Стерхова взяла канцелярскую булавку и подошла к карте:

– Покажите, где было найдено ружье.

Криминалист сверился со схемой в документах и уверенно ткнул пальцем в карту:

– Здесь.

Анна воткнула булавку и задумчиво проронила:

– Довольно далеко от зимовья.

– В трех километрах. – С готовностью уточнил Ромашов. – К востоку от избушки. – Он прочертил пальцем невидимую линию до самой дальней булавки. – Как видите, тело Визгора нашли в полутора километрах к югу.

– Непонятно. – Сказала Стерхова. – Калибры ружей установили?

– Аналогичны пулям, извлеченным из тела Визгора.

– То есть, стрелять могли из любого?

– Гипотетически да.

– Баллистику делали?

– Ну, как…

Что-то в голосе Ромашова показалось Анне сомнительным.

– Я не поняла.

– Пули были повреждены.

– Кем?

– Неустановленным лицом.

– И значит…

– Баллистика не получилась.

Стерхова раскрыла пакет и высыпала пули на стол – три штуки калибра 7,62, каждая со своими уродливыми следами.

Первая – сплющена почти до неузнаваемости. Острое основание деформировалось, превратившись в неровный овал с мелкими зазубринами. Никаких следов нарезов, ни одной четкой линии, по которой можно было бы идентифицировать ствол.

Вторая выглядела так, словно ее загнали в тиски и несколько раз провернули. Металл в месте деформации смялся, образовав глубокие борозды. Основание пули было сбито, края рваные, а головная часть едва угадывалась под слоем сплошных царапин.

Третья, искривленная, со следами ударов, зазубринами от напильника и деформированным основанием.

Выдержав паузу, Стерхова заметила:

– Кто-то очень постарался, чтобы эти пули ничего не смогли рассказать.

– Как уж есть. – Пожал плечами криминалист. – Ко мне они попали уже в таком виде.

– Рассматривалась версия, что Холофидин был похищен? Что он был жертвой, а не убийцей?

– На ней не зацикливались. Просто искали труп.

Анна провела рукой по лицу, словно отгоняя дурные мысли.

– Оставим версию Холофидина. Поговорим о других. Ритуальные убийства рассматривались?

Ромашов расплылся в издевательской улыбке.

– А как же!

– Нет, я серьезно.

– Вы в какое время живете, голубушка?

– Товарищ подполковник. – Одернула его Стерхова.

– Виноват. – Улыбка сошла с лица криминалиста. – В таком контексте версия не рассматривалась. Была другая формулировка: возможная причастность охотников-промысловиков из числа коренного населения.

– И что?

– Эту версию отклонили по причине…

Анна не дала договорить:

– … что не растащили барахло. Но убийцы могли специально оставить снаряжение, чтобы запутать следствие.

– Слишком мудрено. Вы не знаете этой публики. – В очередной раз вмешался Астафьев. – Про староверов я уже говорил. Уверен, что они ни при чем.

Стерхова уставилась в свой блокнот, словно что-то припоминая.

– У москвичей был спутниковый телефон. Верно?

– Точнее – у Холофидина. Он был старший. – Сказал Иван.

– Холофидин куда-то звонил? – Она обратилась к Ромашову.

– К себе домой. В Москву. Только один раз.

– Как думаете, почему звонок был только один? Мужчин было пятеро. Почему остальные домой не звонили?

– Могу только предположить.

– Давайте.

– Ограничение во времени. Спутник над нашей местностью проходит довольно быстро. Для того, чтобы позвонить, нужно ловить момент. Они, судя по количеству выпитого, бухали или отсыпались. Охотники из них никакие.

– Кстати… – Стерхова указала на перечень документов в деле. – Почему нет справки на Холофидина?

– Так вот же. – Кивнул на список криминалист.

– В списке есть, а по факту нет.

– Тогда вопрос не ко мне.

– Все ясно. – Анна безрадостно закивала. – Все вопросы к покойному Криворукову.

– Вы можете повторно запросить информацию. – Сказал Ромашов.

– И ждать до весны. – Сыронизировала Стерхова.

– Ну, это уж, как вам будет угодно. Еще есть вопросы?

Стерхова посмотрела на Ивана Астафьева:

– Вы что-то говорили о пряжке от ремня.

– Да-да! Помните, Евгений Павлович? Вы нашли ее в щели, между досок на нарах?

Чуть подумав, Ромашов поднял палец.

– Помнить-то помню, но только это была окислившаяся медная пластина, вовсе не пряжка. Она пролежала там лет двадцать, не меньше.

– Значит, в список вещественных доказательств ее не внесли? – спросила Стерхова.

– Как не внесли… – криминалист снова развернул к себе раскрытую папку, пробежал глазами по перечню и ткнул пальцем: – Вот! Пластина металлическая, предположительно – медная.

Поднявшись со стула, Анна заглянула в коробку, порылась в ней и достала небольшой пакет.

– Она?

Из пакета на стол выпала пластина, величиной с пряжку от кожаного ремня. Зеленовато-сизый налет покрывал ее слоем патины – словно проросший мох. Отдельные участки побурели, напоминая ржавые кровоподтеки, а в ложбинах трещин застыли бирюзовые озера. В центре, под слоем окислов, угадывался рельефный символ или фрагмент орнамента.

Стерхова взглянула на Ромашова.

– Действительно очень старая и, скорее всего, к этому делу не относится. Но вы правильно сделали, что внесли ее в перечень.

– Хоть за что-то похвалили старика. – Криминалист неожиданно тепло улыбнулся. – Надеюсь, мы с вами сработаемся.

– Кстати, насчет работы… – она заглянула в свои записи. – Хочу вас попросить…

– Так-так!

– Поработайте с неопознанным отпечатком, снятым с керосиновой лампы. Пробейте по всем базам. Профиль ДНК с волоса тоже проверьте. И, пожалуйста, подготовьте свои предложения по проведению реконструкции событий на месте преступления.

– Все-таки хотите лететь? – спросил Ромашов.

– Хочу. И вы полетите со мной. Прихватите с собой кого-нибудь из местных охотников, кто знает окрестности. – Анна неожиданно улыбнулась. – Проверим, есть ли там совы.

– Что? – криминалист вскинул голову. – Что вы сказали?

– Проверим, есть ли там совы. – Повторила она.

– Откуда вы знаете? В протоколе осмотра про сову нет ни слова. Я это помню.

– Постойте. – Стерхова напряглась. – Мне показалось, или вы говорите о конкретной сове?

– Так и есть. Но вы-то откуда знаете? – Он посмотрел на Астафьева. – Ты рассказал?

– Неееет, – протянул тот.

– О чем он должен был рассказать? – спросила Анна.

Ромашов удивленно взглянул на нее и произнес:

– При осмотре в нескольких метрах от избушки на большом камне лежала убитая сова.

Глава 12

Клинок и коготь

Когда поздним вечером Анна подъехала к дому, в поселке царили зимняя спячка и холод. Беспроглядное небо затянуло черными облаками, и в воздухе пахло дровяным дымом. Во дворах усердно лаяли собаки.

В доме Пелагеи Михайловны потрескивала печь, наполняя кухню уютом и теплом. Анна стянула с себя полушубок и валенки. Старуха поставила на клеенку заварник и пару чашек. На блюде посреди стола высилась горка румяных пирожков.

– Супчику похлебаешь? – спросила Пелагея Михайловна.

Анна покачала головой:

– Нет, не хочу.

Она отхлебнула из чашки горячий чай, а потом поднялась со стула и ушла к себе. Пелагея Михайловна проводила ее задумчивым взглядом, подперев рукой щеку.

Через несколько минут Анна вернулась. В ее руке была замшелая медная пластина.

– Пелагея Михайловна, у вас уксус есть? И соль. А еще – ненужная кастрюля.

– Это тебе зачем? – спросила старуха, но тут же поднялась, чтобы достать из шкафа все, что нужно.

– Попробую отчистить эту штуковину, – ответила Анна, принимая у хозяйки бутылку уксуса, пачку соли и старую эмалированную кастрюлю с облупившимися дном.

Пелагея Михайловна устроилась за столом, положив перед собой руки. В ее взгляде читалось крайнее любопытство.

– Чего ж ты все сама? Отдала бы Ваньке. Он бы почистил. – Проговорила старуха, наблюдая, как Анна кидает