Забытые крылья - Наталья Лирник Страница 10

осунулся. Его блестящей красавице жене стало казаться, что мир вокруг рушится. Внешность увядает, конкуренция за хорошие партии становится все жестче, домашнее хозяйство, которым она не умела и не любила заниматься, повисло в безвоздушном пространстве: магазины пусты, товары по талонам, убирать и готовить некому, толковой домработницы не найти. Деньги как будто испаряются, хотя число нулей на постоянно меняющихся купюрах растет – но ведь это все нули, фикция! Развод, который стал полной неожиданностью и для детей, и для многочисленных знакомых четы Зарницких, уже почти ничего не добавил к общей картине упадка.

Новый брак с прекрасно говорящим по-русски жителем Вены Паулем Эрке стал для Любови Николаевны спасательным кругом. Она познакомилась с ним на гастролях, легко вскружила интеллигентному европейцу голову и с облегчением перебралась в изящный и респектабельный город Штрауса и Малера. В силу возраста и статуса новоприбывшей оперной певицы главных партий ей уже почти не досталось, но небольшая домашняя слава, несомненный талант и связи нового мужа обеспечили Любови Зарницкой несколько прекрасных лет в венских театрах и многочисленные приглашения на концерты, вечера любителей классической музыки и светские приемы.

Когда дочь Светлана после нескольких непродолжительных романов со странными русскими парнями из богемной среды вышла замуж за Пьера и переехала в Париж, Любовь Николаевна решила, что за ее будущее можно не волноваться. В Европе все стабильнее, чем на родине. Вот и Володя перебрался в Германию, у него карьера, два сына и дочь, милая жена, хороший дом и даже зачем-то собака.

Пошатнувшаяся было жизнь семьи Зарницких, допустив пару сбоев на стыках, перешла на новые рельсы, и Любовь Николаевна радостно сосредоточилась на уходе за собой, интереснее которого для нее в жизни было только искусство. Лишь иногда она замечала дочери, что той стоило бы родить Пьеру детей:

– Я еще в консерватории родила Володю, а через три года – тебя. Хотя уже служила в театре! Брак нужно пестовать, деточка. Дети для него – лучший цемент. А если не хочешь провести всю жизнь на кухне, как Лидочка, нужно уметь блистать и в гостиной.

Но Светлана с Пьером, похоже, не разделяли ее идей об укреплении брака путем рождения наследников. И Любовь Николаевна надеялась, что Светины манеры, эрудиция и сложный флер происхождения из академическо-артистической русской семьи обеспечат дочери неослабевающее уважение и интерес со стороны мужа. К тому же Пьер – человек практичный, он не станет менять свою жизнь без серьезных оснований.

* * *

Надя кивнула, отдавая должное жизнелюбию и практичности Светиной мамы:

– Да, Любовь Николаевна молодец, тут не поспоришь.

– У мамы все снова распланировано и обеспечено, и она в шоке оттого, что я бросила свой европейский проект и переехала сюда. Она, конечно, любит Кратово, но ей не понять, что здесь может быть лучше, чем в Брюсселе…

Светлана слегка расслабилась, крутя в пальцах бокал, и Надя тоже успокоилась: истерики не предвидится, помогать подруге тоже вряд ли придется. Все-таки Светка – настоящий боец.

– А больше всего бесит вот это: «Света, что ты будешь делать в старости?!» Как будто в моем возрасте это самый главный вопрос.

– Ну, главный или нет, но вообще-то нам за сорок уже, – откликнулась Надя. – Наверное, уже стоит волноваться о том, что впереди.

– Вот мама и думает, что если я срочно поеду в Брюссель, то меня ждет светлое будущее. А если останусь – тьма и неопределенность.

– Это Пьер рассказал ей о разводе?

– Вполне может быть. Поэтому она и позвонила. Верит, что еще можно все исправить.

– А ты как считаешь? Можно?

Света искоса взглянула на подругу и осушила бокал.

– В какой-то момент я думала, что вполне. Закончим летний сезон, я туда поеду, все починю… И вернусь в свой Ватерлоо, в шикарный дом, в котором нет счастья, но есть комфорт и гарантии. – Света слегка поежилась. – Но потом позвонил Пьер и стало ясно, что пути назад нет.

– Да ладно, Свет. Может, еще все наладится, – почти механически произнесла Надя.

Усталость навалилась на нее с неумолимой тяжестью. Ужасно хотелось спать.

– Нет, Надь, не наладится. Между нами произошло кое-что. И похоже, его это задело куда больше, чем я думала. Мне вообще кажется, что у Пьера уже есть новая женщина. К тому же он теперь чиновник в Евросоюзе. А там такие зарплаты и такое внимание ко всяким деталям – дипломаты же. Жена, которая уехала в другую страну, вызывает вопросы… Надо либо жить вместе – а это невозможно, либо разводиться.

– Да что же такое между вами произошло?

– Я ему изменила. – Света внезапно задорно улыбнулась и подмигнула Наде.

– Да ладно? – Даже свинцовая усталость, казалось, отступила от изумления. – Но он же француз, разве для него это проблема?

– О, ты меня недооцениваешь. Во-первых, я изменила так, что об этом узнал его босс…

– Что?!

– Ага. Представь, Пьер внезапно пригласил его на кофе, а на полу в гостиной…

– О боже!! Светка, ты даешь! – Надины глаза округлились от ужаса.

– Пьер начальника быстро вытолкал. Тот, конечно, сделал вид, что ничего не заметил. Но сама понимаешь. – Света снова осушила бокал. Ее глаза горели, губы потемнели, а на скулах появились лихорадочные пятна румянца. Она поднялась и пошла к столу, чтобы налить еще вина, и, не оборачиваясь, проговорила: – А во-вторых, Филипу, мальчику, с которым меня застукали, едва исполнилось двадцать.

– Нет! Света! – Надя аж задохнулась. – Это же как моему Лешке…

Света отставила наполненный бокал и обернулась к Наде.

– Прости, дорогая. Я не подумала, что тебя это может задеть… Не принимай близко к сердцу, ладно?

– Постараюсь… Но я в шоке, если честно. Как тебя угораздило с таким молодым, Свет?

– Да как-то само. Он ходил в мой магазин, мы говорили о книгах… Влюбился, стал преследовать… Я не устояла.

Надя опустила голову в растерянности. Надо бы поддержать подругу, но запал веселости неожиданно иссяк. Надя не считала себя ханжой, но некоторые вещи шокировали ее так, что она совершенно теряла способность к коммуникации. И эта ужасная усталость… сил совсем нет. Она взглянула на циферблат старых ходиков, и Света вдруг заметила покрасневшие веки, ослабевшую кожу на шее и общую понурость тонкой Надиной фигуры.

– Слушай, Свет, ты не обидишься, если я пойду? Мы засиделись, а у меня завтра рабочий день…

– Да без проблем! Иди, ложись. Развод – дело долгое, мы его еще сто раз обсудим. Пока я точно никуда не уезжаю. – И Светлана, чмокнув подругу в щеку, снова взялась за стоящий на столе наполненный бокал.

Глава 6

Утро вторника означало, что