Кукла на цепочке - Алистер Маклин Страница 9

Я запер номер отмычкой и направился к пожарному выходу, уже старому и надежному другу. Незамеченным спустился на улицу и пошел к парадной. Шарманка теперь играла Верди, и Верди наверняка радовался, что не дожил до этого дня. Старик стоял ко мне спиной, когда я опускал гульден в жестяную банку. Расплываясь в беззубой улыбке, он повернулся, чтобы поблагодарить, но при виде меня аж челюсть уронил от изумления. Этот сверчок сидел на самом нижнем шестке, и, конечно же, никто не удосужился известить его об уходе Шермана из отеля.

Я любезно улыбнулся шарманщику и вошел в фойе.

За стойкой томились пара боев в ливреях и помощник управляющего. Я громко произнес:

– Будьте любезны, шестьсот шестнадцатый.

Администратор резко обернулся и вскинул брови, но не слишком высоко. Затем одарил меня своей радушной улыбкой крокодила:

– Мистер Шерман? А я думал, вы у себя в номере.

– Нет, я прогуливался. Полезный моцион перед ужином. Старинный английский обычай, знаете ли.

– Конечно, конечно. – Он криво улыбнулся, как будто в этом старинном английском обычае было что-то предосудительное, а затем улыбчивая мина сменилась чуть озадаченной. – Странно, что я не заметил вашего ухода.

Насквозь фальшивый типчик. Впрочем, как и все остальные.

– Ну что ж, – резонно заметил я, – нельзя же требовать от администрации, чтобы она непрестанно опекала каждого гостя.

Одарив его столь же ненатуральной улыбкой, я взял ключ и направился к лифтам. Не успел и полпути преодолеть, как по фойе разнесся пронзительный вопль, а затем наступила тишина, продлившаяся лишь до того момента, когда женщина, набрав воздуха в легкие, заголосила снова. Средних лет, крикливо одетая – ходячая карикатура на американского туриста за границей, – она стояла перед лифтом: глаза что блюдца, рот буквой «О».

Рядом тучный персонаж в летнем костюме в полоску пытался ее успокоить, но делал это не слишком уверенно и сам, похоже, был не прочь поорать.

Мимо меня промчался помощник управляющего; я же проследовал за ним без спешки. Когда я оказался у лифта, администратор стоял на коленях, склонившись над мертвым дежурным по этажу.

– О господи! – ахнул я. – Что это с ним? Заболел?

– Заболел?! Заболел?! – Помощник управляющего уставился на меня. – Посмотрите на шею! Он мертв!

– Боже правый! Похоже, вы не ошиблись. – Я наклонился и вгляделся в лицо покойника. – Я мог где-нибудь видеть его раньше?

– Он дежурил на вашем этаже. – Нелегко давать подобные объяснения, стиснув зубы.

– Вот почему он показался мне знакомым. Надо же, в расцвете лет… – Я сокрушенно покачал головой. – Где у вас ресторан?

– Где… что?..

– Не утруждайтесь, – произнес я успокаивающе. – Вижу, вы расстроились. Сам найду.

Может, ресторан отеля «Рембрандт» и не является лучшим в Голландии, но я бы не потащил его владельцев в суд за недобросовестную рекламу. Блюда, начиная с икры и заканчивая свежей несезонной клубникой, были отменными. Кстати, по какой графе списать расходы – «Развлечения» или «Взятки»? Мельком и без угрызений совести я подумал о Мэгги и Белинде: что поделаешь, каждому свое.

Красный плюшевый диван, на котором я сидел, был апогеем ресторанного уюта. Откинувшись на его спинку, я поднял бокал с бренди и произнес:

– За Амстердам!

– За Амстердам! – вторил мне полковник ван де Грааф.

Заместитель начальника городской полиции присоединился ко мне без приглашения не далее как пять минут назад. Он сидел в массивном кресле, которое выглядело слишком маленьким для него. Квадратного телосложения, среднего роста, со стальной сединой, с морщинистой загорелой физиономией, носящей явственный отпечаток властности и слегка пугающей компетентности.

– Приятно видеть, майор Шерман, как вы получаете удовольствие в конце столь насыщенного событиями дня, – сухо проговорил он.

– «Кто ценит свежесть нежных роз, тот рвет их на рассвете»[2]. Полковник, жизнь коротка. О каких событиях речь?

– Нам немногое удалось узнать об этом человеке, застреленном сегодня в аэропорту. О Джеймсе Дюкло. – Полковник де Грааф был терпелив и не принадлежал к числу тех, кого легко увести от темы. – Мы знаем лишь, что он прибыл из Англии три недели назад, снял в отеле «Шиллер» номер на сутки, а затем словно испарился. Похоже, майор Шерман, что он встречал ваш самолет. Или это просто совпадение?

– Он встречал меня. – (Рано или поздно де Грааф узнал бы это.) – Это был мой человек. Думаю, он где-то раздобыл поддельный полицейский пропуск – как-то же ему удалось пройти через миграционный контроль.

– Вы меня удивили, – тяжело вздохнул де Грааф, ничуть не выглядевший удивленным. – Друг мой, наша работа сильно усложняется, когда мы не знаем о подобных вещах. Почему мне не сообщили о Дюкло? Мы имеем инструкцию из Парижа, из штаб-квартиры Интерпола, об оказании вам любой возможной помощи, так не думаете ли вы, что лучше бы нам сотрудничать? Мы вам поможем, вы – нам.

Он пригубил бренди. Серые глаза смотрели на меня в упор.

– Напрашивается предположение, что у вашего сотрудника была важная информация, но теперь она утрачена.

– Возможно. Что ж, давайте начнем с того, что вы поможете мне. Посмотрите, не значится ли в ваших картотеках мисс Астрид Лемэй. Работает в ночном клубе, но по-голландски не говорит и на голландку не похожа, поэтому у вас может кое-что найтись.

– Вы про девушку, которую сбили в аэропорту? Откуда информация, что она работает в ночном клубе?

– Сама мне сказала, – солгал я, не моргнув глазом.

Полковник нахмурился:

– Администрация аэропорта не сообщила мне об этом нюансе вашего разговора.

– В администрации аэропорта одни старушки работают.

– М-да…

Это могло означать что угодно.

– Сведения об Астрид Лемэй я получить могу. Что-нибудь еще?

– Больше ничего.

– Вы не упомянули еще об одном пустячке.

– Это о каком же?

– Дежурный по шестому этажу – неприятный тип, о котором мы кое-что знаем, – тоже ваш человек?

– Полковник, помилуйте!

– Я ни на секунду не допускал, что он работал на вас. Вам известно, что он скончался из-за перелома шеи?

– Должно быть, очень неудачно упал, – произнес я сочувственно.

Де Грааф глотнул бренди и встал.

– Майор Шерман, прежде мы не имели с вами дела, но вы слишком долго проработали в Интерполе и приобрели слишком громкую репутацию на континенте, чтобы мы не имели представления о ваших методах. Могу ли я напомнить вам о том, что ситуации в Стамбуле, Марселе и Палермо – и это лишь малая часть городов, где вы проявили себя, – не имеют ничего общего с ситуацией в Амстердаме?

– Безусловно, – кивнул я. – А вы хорошо информированы.

– Здесь, в Амстердаме, все подчиняются закону.

Он что, не услышал меня?

– В том числе и я. Вы – не исключение.

– Я и не рассчитывал на это, – покорно ответил я. – Что ж, значит – сотрудничество. Кстати, это и есть цель моей командировки. Когда мы сможем поговорить о деле?

– В моем офисе, в десять утра. – Он без энтузиазма оглядел ресторанный зал. – Здесь и сейчас едва ли стоит.

Я вопросительно поднял бровь.

– Отель «Рембрандт», – вздохнул де Грааф, – на весь мир знаменит своей прослушкой.

– Подумать только! – сказал я.

Де Грааф ушел. А мне стало интересно, догадывается ли он, почему я решил поселиться в отеле «Рембрандт».

Офис полковника де Граафа не имел никакого сходства с номером в «Рембрандте». Это было помещение достаточно просторное, но унылое, сугубо функциональное, с голыми стенами; из мебели только стального цвета шкафы для бумаг, стального цвета стол и стального цвета кресла, жесткие, будто и впрямь стальные. Зато спартанская обстановка заставляла сосредоточиться на деле: ничто не могло отвлечь взгляд или разум.

После десятиминутной предварительной беседы мы с де Граафом сосредоточились на деле, и, похоже, полковнику это далось легче, чем мне. Ночью я допоздна не мог уснуть, да и вообще я не бываю в хорошем тонусе в десять утра, если утро холодное и ветреное.

– …Любые наркотики, – кивнул де Грааф. – Разумеется, нас беспокоят любые наркотики: опиум, каннабис, амфетамин, ЛСД, фенциклидин, кокаин, амилацетат. Назовите любой, майор Шерман, и мы подтвердим, что он причина нашей головной боли. Все наркотики губят или ведут к гибели. Но мы с вами ограничимся самым главным злом – героином. Согласны?

– Согласен! – донесся из дверного проема низкий и резкий голос.

Я обернулся и увидел стоявшего