Точка замерзания крови - Андрей Михайлович Дышев Страница 54

– А что будет утром?

– Поможешь мне спуститься по канатке на Азау. Скажешь, попал с террористами в лавину. В Азау я тебя награжу и отпущу… Давай, не стой! Ноги уже не держат, и глаз болит. Просто огнем полыхает… В башке тоже свинец плавится. Надо перевязку сделать… Давай, спасатель, дорогой, не тяни резину!

Глушков уже не представлял для меня опасности. Если бы я так сильно не устал, то, может быть, без труда выбил бы автомат из его рук, а потом одним ударом в лобешник свалил бы на пол. Но сейчас от моей воли остались лишь одни жалкие воспоминания. Мне не хотелось напрягаться, делать резкие движения. Зачем? Глушков, как бы живуч он не был, уже стоит одной ногой в могиле. Мы по-прежнему находились на большой высоте – четыре двести над уровнем моря. Такая высота при отеке легких смертельна.

Налегая рукой на поручень, я не без усилий поднялся на второй этаж. Здесь стоял легкий запах кофе, из какого-то номера доносилась тихая музыка. Мимо нас призрачной тенью быстро прошел рыжебородый альпинист в белом свитере с кастрюлей в руках. Он тихо поздоровался, но мы с Глушковым не ответили.

Пока Глушков хватал губами воздух, прижимаясь к стене, я толкнул первую попавшуюся дверь. Она была заперта. В соседнем номере кто-то жил, из дверных щелей выбивался свет, и я прошел мимо нее на цыпочках, если, конечно, это можно было сделать в "кошках".

– Эй! – едва смог произнести Глушков. – Здесь…

Он кивнул на дверь, рядом с которой стоял. Мне тоже показалось, что этот номер свободен. Я легко надавил на ручку, но дверь не поддалась. Тогда я двинул ее плечом и чуть не влетел внутрь.

То, что я увидел, едва не выдавило из меня восторженный восклик: смятая постель, покрытая разложенным красным спальником, на которой, с книжкой в руках, в теплом спортивном костюме и высоких носках из грубой шерсти, лежала моя милая Лариска. Она лениво опустила книгу, не сразу узнав, равнодушным взглядом посмотрела на меня, и лишь несколько томительных мгновений спустя в ее глазах взорвались эмоции.

Испугавшись, что она сейчас испортит всю игру, я попятился назад и негромко сказал заглядывающему через мое плечо Глушкову:

– Блин горелый! Здесь эта стерва!

Лариска, умница, мгновенно вошла в роль.

– Господи! – прошептала она, медленно поднимаясь с кровати и глядя на рожу Глушкова. – Что случилось? Что с этим молодым человеком?

Я не успел раскрыть рта, как Глушков, почувствовав, на кого можно положиться, оттолкнул меня тяжестью своего слабеющего тела и ввалился в номер прямо на руки Ларисе.

– Он, этот негодяй… – бормотал Глушков, протягивая автомат Ларисе. – Он вместе с немцами перешел на сторону террористов… Они издевались надо мной… хотели убить…

Лариса посмотрела на меня, на Глушкова и снова на меня.

– Не волнуйтесь, – сказала она, вскидывая автомат. – Я все поняла. Еще тогда, на канатке, я всем говорила, что он с бандитами заодно. Мне не верили.

– Да, да, – кивал Глушков. – Мы заблуждались… Это была роковая ошибка…

– Где немцы? – спросила Лариса.

– Внизу… Заперты в кладовке для матрацев.

– Очень хорошо! Я отведу его туда, а утром вызову милицию… Господи, что с вашим глазом? Идемте, в другом конце коридора есть свободная комната. Вам надо немедленно лечь в постель! А ваш глаз я промою марганцовкой. Какой ужас, какой ужас!

Ноги не хотели распрямляться, и я бы так и сидел бы на пороге, если бы Лариска не толкнула меня коленкой. Нечеловеческое усилие – и я выполз в коридор. Подтолкивая меня стволом "калашникова", как это на протяжении нескольких дней делали сначала Тенгиз с Бэлом, потом неприметный герой, она вывела Глушкова в коридор и повела в сторону лестницы.

– Снимите же свой рюкзак! – сказала она и взялась за лямку, но Глушков начал вяло сопротивляться:

– Нет, он будет при мне.

Лариса завела Глушкова в номер, через минуту вышла, тихо прикрыла за собой дверь и кинулась мне на шею. Я еле удержал ее. Лариса целовала мое небритое коричневое лицо и не давала ничего сказать. Потом схватила за рукав и потащила к лестнице.

Там она снова попыталась повиснуть у меня на шее, но на этот раз вес в шестьдесят три килограмма (плюс спортивный костюм и вибрамы) я не удержал и сел на ступеньку. Здесь мы обо всем и поговорили. Тенгиз, естественно, еще не пришел, а об украинце с несерьезной фамилией Лариса ничего сказать не смогла. На Приюте проходили акклиматизацию несколько команд, две из них ушли на ночное восхождение, и осталось всего пять или шесть альпинистов – во всяком случае на ужине в кают-компании собралось именно столько.

– Пошли, – сказал я. – Время идет, он может заподозрить.

– Он совсем плох, – ответила Лариса.

– Не то слово, – согласился я, расстегнул пуховик, сунул руку во внутренний карман и бережно достал чек.

Лариса бегала глазами по буквам и цифрам, как по письму от любимого человека, потом тихо запищала и снова кинулась мне на шею. Такие перегрузки были не для меня.

– Спрячь, – хрипло сказал я, снова оказавшись сидящим на ступеньке. – Но это еще не все. Надо спасать немцев.

– Спасать? В каком смысле?

– Во всяком случае, Тенгиз не должен задержать их здесь. Пока он не появился на Приюте, я постараюсь состряпать им алиби… Подыщи-ка срочно пару женских сапожек.

– Женских сапожек? Ты имеешь ввиду вибрамы?

– Можно вибрамы, можно обычные зимние сапоги на толстой подошве.

– Эти подойдут? – спросила Лариса, кивая на свои меховые сапожки из толстой свинной кожи.

– Подойдут. И второе: выясни, кто здесь из альпинистов непарный.

– В каком смысле?

– Кто не входит в двойку, понимаешь? Ну, был у него напарник, с которым вместе ходили в связке, а потом не стало. Вот альпинист и мается, не знает, к какой связке подвязаться.

– Хорошо. Я все сделаю.

Мы спустились на первый этаж и подошли к кладовке.

– Осторожнее с оружием, – шепнул я, прежде чем убрать сетку и открыть дверь. – И не спи с Глушковым в одной комнате.

– Я буду с ним спать в одной постели! – неожиданно покраснев, ответила Лариса.

Я посмотрел на нее с каким-то странным чувством, словно мы говорили серьезно.

Лариса открыла дверь и втолкнула меня внутрь.

– Физкультпривет! – это было все, что я мог сказать, объясняя Гельмуту и Мэд свое появление здесь.

Дверь за мной захлопнулась.

30

Гельмут, как и Мэд, лежал на матраце, накрывшись стопкой неразвернутых одеял. Он приоткрыл тяжелые веки и голосом умирающего спросил:

– Вы почему пришел