Ложь на крови - Александр Александрович Тамоников Страница 21

— Дмитрий Федорович, а сослуживцы Захарова? Ну, которые тоже уже фильтрацию прошли. С ними мне тогда потом встретиться? После поездки?

— Не переживай. Я встречусь. А ты поезжай себе спокойно. И жду тебя с хорошими вестями.

— Очень надеюсь, что они будут. — Старший лейтенант допил остатки пива из кружки.

— Обязательно будут. — Капитан поднял свою, уже пустую. — Пошли, посуду той тетке за стойкой вернем. Чай, не наше имущество. Хотя тоже в некотором роде казенное.

Глава 6

Соседний город, в который приехал Митьков, порадовал офицера куда больше, чем разрушенный войной Чернигов. От местных жителей он слышал, что и столица — Минск — тоже вся лежит в руинах. Хотя что на Украине, что здесь понемногу начали все восстанавливать.

Здесь же картина, можно сказать, радовала глаз. Нет, конечно, были заметны следы фашистского нашествия. Но бои не затронули город. Почти все здания были целыми. Единственное, что разрушили, — здание горкома партии. Притом сделали это не вошедшие в город немцы, а местные, недовольные советской властью граждане. Об этом старшему лейтенанту рассказал водитель, с которым офицер доехал до нужного места.

Улаживание всех формальностей тоже заняло немного времени. Михаил сидел в тускло освещенной светом из небольшого узкого окна комнате и ждал, когда приведут заключенного на допрос. Сама тюрьма тоже была здесь не всегда. Как уже рассказали ему офицеры, до революции здесь были купеческие склады, после помещения использовали по тому же назначению. Но когда возникла потребность, его на скорую руку переделали в место, где теперь содержались арестованные, задержанные, одним словом, все, у кого были проблемы с законом.

Сейчас парень испытывал некоторое волнение. Ведь ему предстояло допрашивать преступника, того, кто пошел на измену Родине. Да, Юркин его подбодрил накануне, да и сегодня тоже, когда они мельком увиделись перед отъездом. Но сам Митьков не знал, справится ли. Получится у него или нет? Да, ему приходилось сталкиваться с преступными элементами во время своих беспризорных скитаний. Но сейчас старшему лейтенанту все это казалось чем-то невообразимо далеким, будто бы из прошлой жизни. Да и кого ему тогда доводилось встречать? Воров, спекулянтов, скупщиков краденого, жуликов. Эту публику он знал. Но не предателей.

Из коридора раздались шаги. Дверь открылась, и конвоир ввел заключенного — мужчину чуть старше самого Михаила — с безучастным ко всему лицом, смотрящего себе под ноги. На самого парня он взглянул мельком и тут же опустил взгляд. На лице не отображались никакие эмоции.

— Заключенный Прокопчук доставлен, — доложил конвоир.

— Спасибо, — кивнул Митьков. — Вы пока свободны.

Когда за охранником закрылась дверь, старший лейтенант кивнул на стоящую в комнате вторую табуретку:

— Садитесь.

— Я и так уже сижу, — равнодушно сказал Прокопчук, но все же опустился на табурет.

— Остроумно. — Михаил открыл пузырек с чернилами. — Я — сотрудник СМЕРШа, старший лейтенант Митьков. Представьтесь, пожалуйста.

— Прокопчук Алексей Сергеевич.

— Дата и место рождения?

Заключенный назвал.

— За что осуждены?

— За сотрудничество с врагом.

— Когда начали сотрудничать?

— Когда попал в плен.

— Конкретнее. Когда, где, при каких обстоятельствах. Рассказывайте все подробно.

Прокопчук подробно и рассказал. Говорил он как-то монотонно, безо всяких эмоций. Парень понимал, что допрашиваемый повторяет это не первый раз и, скорее всего, даже не второй. Он не сожалел, ни раскаивался в содеянном. Прокопчук просто повторял как факт не самую лучшую, по мнению Митькова, страницу своей жизни. Поэтому старший лейтенант испытал нечто вроде брезгливости или омерзения. И, кажется, допрашиваемый это заметил — он хоть и продолжал смотреть куда-то вниз, но все же нет-нет, да поднимал глаза на офицера.

Совладав с собой, Михаил спросил:

— Что вы можете сказать о заключенном по имени Захаров Павел Владимирович?

Заключенный пожал плечами.

— Его перевели в лагерь в Полянах в конце февраля.

— Откуда?

Прокопчук немного помолчал.

— Кажется, откуда-то с территории рейха.

— Кажется? — прищурился парень.

— Я говорю то, что слышал от других.

— От кого?

— От капо Резника и Топилина.

— И что же они говорили о Захарове?

Снова пауза.

— Что его прислали из другого лагеря.

— Зачем?

Если про свои преступления предатель рассказывал все как есть, то теперь слова из него приходилось тянуть будто клещами. Хочет выгородить Захарова? А смысл? Из опыта общения с криминальной публикой Митьков знал, что и среди типов, подобных Прокопчуку, Захарову и иже с ними, действует принцип «каждый за себя». После не столь долгого общения старший лейтенант уже мысленно набросал психологический портрет сидящего перед ним человека: нелюдимый, не сильно обремененный моральными принципами, готовый на все, чтобы спасти свою шкуру или получить выгоду. От Захарова уже точно ничего не получит — ни выгоды, ни вреда. Или все-таки моральные принципы у него есть? Что-то вроде «я не крыса, стучать не буду». Но в этом офицер сомневался. Впрочем, о других «сослуживцах» Прокопчука он пока не спрашивал — речь шла исключительно о самом бывшем лагерном осведомителе. Ну, теперь и о Захарове.

— Вроде бы для вербовки, — выдавил наконец допрашиваемый.

— Для вербовки? Склонять других заключенных к службе у немцев?

— Да.

— И Захаров этим занимался?

Допрашиваемый снова замолчал.

— Послушайте, Прокопчук, — не выдержал Михаил, — не стоит играть в молчанку. Себе вы хуже точно уже не сделаете. И уж выгораживать своих бывших «приятелей» тоже нет смысла.

Прокопчук, наконец, поднял глаза. Теперь они уже не были пустыми и бессмысленными — в них была тоска и обреченность.

— А в чем смысл? — спросил заключенный. — Все равно у меня так и так билет в один конец.

— Так хоть на тот свет уйдете с чистой совестью, — бросил парень и скрестил руки на груди. — Или слегка очищенной, учитывая, сколько смертей на вашей совести, пусть вы и лично никого не убивали.

— Думаете, бог простит меня. — Губы заключенного скривились, изображая не то усмешку, не то грустную улыбку.

— Ну, об этом не меня, а самого бога спрашивайте. Да и кто вам Захаров? Не друг, не сват и не брат.

— Он мне помог как-то, — признался Прокопчук.

— Помог? В чем?

— Избежать того, чего я не избежал, когда освободили узников лагеря.

— Над вами хотели устроить самосуд? — догадался Митьков.

— Можно и так сказать. В лагерь попали двое уголовников. Не помню, откуда они, но это и не столь важно. Как-то узнали, кто я, ну и решили… Пашка помог мне — убрал их.

— С вашей подачи?

— Нет. Он сам тогда подошел ко мне и рассказал, что эти двое меня порешить хотят. И предложил помочь.

— Помочь. — Старший