Американец - Роже Борниш Страница 20

— Париж, сеньор…

— Спасибо…

В трубке только треск. Я отставил трубку от уха. Весь этот шум в сочетании с плохим сном вызвал у меня сильную головную боль, которая с каждой секундой становилась все сильнее и сильнее. Издалека раздался олимпийски спокойный голос Вьешена:

— Вы прибыли?

Он даже не поздоровался, не спросил, как я доехал, ничего… Для него важно только то, что я на месте. И так понятно, что я прибыл, раз он со мною говорит…

— Я звонил Поджи. Он назначил вам встречу за городом. Так будет лучше.

— Я знаю, патрон.

— Во всяком случае, мои сведения подтверждаются. Наш друг сейчас в Палермо, готовит крупное дело… Пони маете, что я имею в виду? А у вас есть новости?

Я машинально пожал плечами. Какие могут быть новости, если я только что приехал? Выехал из Парижа позавчера и все это время был в дороге. И от Марлиз но прежнему никаких известий. Сначала мне показалось, что с каждой секундой я все больше отдаляюсь от пес, но вскоре — в районе Альп — мое настроение стало меняться как по мановению волшебной палочки. В Риме, сидя и импозантном баре вокзала Термини за чашечкой «эспрессо», в ожидании пересадки на Неаполь, я уже с интересом провожал глазами очаровательных женщин, приехавших в Италию со всего мира.

— К черту Марлиз и ее Коррез, — подумал я. — Дурак, что расстраиваюсь из-за ерунды.

К концу второй ночи в поезде я увидел Сицилию. Прижавшись носом к окну допотопного вагона, такого же живописного, как и неудобного, я видел, — как проплывали сады с апельсиновыми и лимонными деревьями, пляжи с пальмами на чистом белом песке, деревеньки рыбаков, с раннего утра штопавших сети или красивших баркасы в окружении кричащей детворы. Мулы тащили тележки с виноградом по направлению к старым деревенькам, расположившимся на возвышенностях. Попав в совсем другой мир, я купался в изобилии цветов и запахов, забыв на время гнетущую жару летнего Парижа. Как же вся эта красота породила зловещую мафию?

Я снял мятую рубашку, почерневшую на воротнике и на манжетах, и пошел в душ. Вода была тепловатая и шла еле-еле. Я сделал вывод: на Сицилии летом воду экономят. Этот вывод подтвердила табличка, висевшая рядом с туалетом. Напор воды слабый, и она нагревается в трубах. К тому же вода не очень чистая… Намыливая свое белое тело замученного парижанина, я все время думал о Мессине. Ради чего он вздумал сюда приехать? Один он здесь или с этой девушкой — Лилиан? На Мессину заведена карточка международного преступника, но можно ли поэтому арестовать его на территории Италии. Ни одна страна не выдает своих граждан. А о каком важном деле идет речь? Я. не совсем понимаю, зачем шефу потребовалось отправлять меня в Сицилию, если все следы ведут в Париж!

— Красивая шлюшка, — сказал мне Роблэн, протягивая папку Серизоль.

В его архивах имелась лишь часть ее дела. Другую часть я обнаружил в архиве полиции нравов… Это еще одно доказательство того, что разные службы не спешат поделиться с коллегами-конкурентами всей своей информацией. А мы привыкли считать, что это нормально…

В действительности, Лилиан не была похожа на обычную проститутку. Она не числилась в списках девочек, работающих на сутенера, работающих индивидуально или принадлежащих какому-то заведению — обычных подопечных полиции нравов до принятия закона Марты Ришар. Осторожная итальянка никогда не связывалась с продажными девками подпольных публичных домов. Она работала под прикрытием профессии свободной манекенщицы… Лилиан даже получила кое-какое специальное образование: ходила на курсы макияжа в специальной школе на виа Венето в Риме. Свое настоящее имя Клаудина она сменила на Лилиан, подчиняясь моде на это имя, господствовавшей в среде парикмахеров, маникюрш и косметичек. Еще в самом юном возрасте она обращала на себя внимание длинными черными волосами, голубыми глазами и стройной фигурой даже таких избалованных и пресыщенных людей, как модельеры.

У этой очаровательной девушки была только одна страсть: меха. Она была просто заворожена гладким, блестящим, шелковистым мехом… Поскольку ее отец — скромный точильщик ножей в старом квартале Неаполя Спакканаполи с трудом мог бы предложить ей даже муфту из кролика, она в шестнадцать лет решила зарабатывать деньги сама. Ее красота позволила сделать первый шаг: богатый поклонник оплатил ей занятия в школе манекенщиц. Она уехала в Рим.

Но Лилиан недолго оставалась манекенщицей. Однажды, когда она красовалась в баре гостиницы «Берниши» на площади Барберини, ее увидел пожилой мужчина и влюбился без памяти. Это был папаша Массьяк, император ночных заведений на левом берегу Сены в Париже. Он настоял на том, чтобы Лилиан уехала из Италии и поселилась в его апартаментах в Пасси на последнем этаже суперсовременного небоскреба, откуда была видна вся Сена от Нотр-Дам до моста Мирабо. Лилиан, наконец, смогла осуществить свою мечту: покупать меха и драгоценности, жить в праздности и роскоши.

Увы! Хотя папаша Массьяк и владел заведениями в Монпарнасе и в Сен Жермен де Пре, ему не удалось избежать серьезных проблем с полицией в связи с темной историей пропажи ценных бумаг в Банке Меконга[4].

… Три года тюрьмы за скупку краденого. Выйдя из тюрьмы Санте, он поклялся заниматься только чистым бизнесом…

Но, как говорится, горбатого могила исправит. Подвела неосторожность, вернее этот тип — фальшивомонетчик, который предложил ему купить немецкие марки по смехотворно низкой цене.

Типография на улице Рэймон-Лоссеран работала с полной отдачей. Торговля шла очень бойко, и капитал рос. До тех пор, пока однажды, спрятанный в багажнике автомашины, в подпольную типографию не ворвался с револьвером в руке комиссар Бенаму — ас из финансовой полиции, и папаша Массьяк снова оказался в вонючей камере тюрьмы Санте.

К счастью, Лилиан осталась на свободе. С неожиданной твердостью она взяла под свой контроль всю ночную империю своего покровителя. Никто так и не узнал, что она сделала это по приказу мафии. Как никто и не мог предположить, что она уже давно в связи с Рокко Мессиной, с которым она встречалась во время своих частых выездов в Рим.

Благодаря сообщению Интерпола, я смог взять след,

XI

Я пересек улицу Витторио Эммануэле по направлению к фонтану Претория. Постепенно привыкаю к окружающей обстановке, хотя поначалу чувствовал себя не в своей тарелке. Кругом царила атмосфера радостной беспечности.