За темнотой моих век - Евгений Сергеевич Никитин Страница 2

с открытым ртом. Я ломал его сносный до этого часа мир, но зачем я нападал на него сейчас, на этого безобидного ребенка в теле престарелого мужчины, я не знаю, но желания остановиться у меня не было вовсе. — Вы абсолютно не понимаете меня, но почему-то я вижу вашу обыденную жизнь насквозь и уверен, не будь я вашим клиентом, вы бы доказывали мне превосходство тихого и мирного сосуществования по соседству с кровожадной реальностью.

Доктор дал себе паузу и начал вписывать в свой блокнот что-то интригующее, что-то интересное, и я, жадно наблюдая, как он переводит дыхание этим действием, поклялся себе, что вырву блокнот из его рук в миг нашего последнего лицезрения. Но моя интрига быстро потеряла смысл в своей надобности, и я вновь набрел взором на дождь, на беспардонные капли, избивающие поверхность терпеливого окна. Мысли поглотили меня океанской волной, накрывая разум все сильнее, гуще, будто я был лишь маленькой лодкой в центре масштабного шторма. Но я никак не тонул, а все искал пресловутую истину в этой мрачной холодной воде. Я отталкивал ее излишки в сторону, выхватывая из тягостных волн каждую капельку мизерной правды, но плоды моих поисков смывал новый надводный набег..

— У вас есть возлюбленная? Дети? — Он снова вещал в мою голову лишь едва слышно, и я вновь хлестнул его взглядом.

— Не довелось. — Какие вопросы, такие и ответы, старик, но врачеватель не успокоился.

— Как мне к вам обращаться? — Он попытался выразить дружелюбие на лице, но я видел, что за этой маской скрывался страх, тревога от непонимания, но у каждой эмоции есть и другая сторона монеты, а в данном случае это был интерес, ведь все, чего мы боимся, является неотъемлемой частью нашего любопытства. — Вы так и не представились.

— Ник. — Я выставил вперед свою нижнюю челюсть и начал играть скулами, набрасывая еще больше напряжения на старика, но он не поддался разнузданным чарам, а лишь продолжил набирать оборот, высыпая мне весь набор вопросительных предложений.

— Скажите, Ник, вы никогда не были влюблены? Не хотели иметь детей, а вместе с тем долгие и плотные отношения с человеком, который любит вас? — Врач заумно клацнул ручку зубами и стал выжидать.

— Я был влюблён, но это чувство предательски неустойчиво, как и любовь, конечно, но она, безусловно, более осязаема, сознаюсь… Да, и мне приключилось любить несколько лет, пока этот возлюбленный мной человек не решил, что нужны перемены, что я должен меняться, но я не из тех, кем можно управлять.. — И тут я запнулся, да. Мне вспомнились те светлые года, переполненные счастьем и веселыми картинками, играющими у меня в голове до сих пор, или же нет? Возможно, я ошибаюсь, и это всего лишь прошлое, не столь далекое по прошедшим зимам, но слишком отставшее далеко позади по событиям.

— Вы не захотели измениться ради любимой? — Доктор, по всей видимости, подметил для себя тему отношений в своём блокноте и посмотрел на меня с лицом, жаждущим знаний.

— Послушайте, если человек действительно любит, он не просит кардинально измениться своего любимого, поскольку если любимый человек совершит перемены характера, образа жизни, привычек, то может не остаться тех качеств, за которые его полюбили. — Я щёлкнул челюстью и сильно сжал кулаки, никак не смиряясь с тем фактом, что для меня это и была самая ценная истина.

— Значит, вы считаете, что девушка не любила вас? — И вот опять он что-то нацарапал в блокнот и поднял полный чувств, понимая и солидарности взгляд, такой, что хотелось выбить глаза из его черепа за наивный и приевшийся знак эмоционального сопереживания.

— Я не знаю.. — Мне пришлось отмахнуться рукой и подавить внутри закипающий гнев, но, немного подумав, я признался себе, что этот человек всего лишь слушатель, а я рассказчик, которому нет смысла скрывать думы о боли и ошибках. — Мне кажется, она была влюблена именно в начале, а после уже не смогла уйти и привыкла ко мне… Это, наверное, самое сложное в жизни: любить и мириться с тем, что по тебе самому она вздыхать никогда не будет… Быть чьей-то привычкой — самая худшая роль… Но сожаление еще хуже, поэтому сейчас мне плевать… Мозг человека адаптирован разгонять плохие воспоминания, наш позор, наши обиды, нашу боль… Со временем мы заполняем память новыми событиями, какими бы они ни были… И поэтому я не сожалею о том, как прожил двадцать восемь лет.

— Вопреки вашим контрвзглядам, для такого юного возраста у вас есть достойные мысли, — старик улыбнулся мне и, посмотрев на свой свитер, потрепанные брючки и едва ли когда-либо лакированные туфли, поднял взгляд на меня. — А ещё вы великолепно выглядите, ваш костюм стоит, верно, дорого?

— Я не знаю, сколько он стоит, достался даром, по работе. — Мне пришлось недоговаривать, чтобы врач не струсил, ведь овец вроде него следует держать в крепкой узде статуса не вражды и не дружбы.

— Интересно, а кем вы работаете? — Он действительно не понимал ничего, настолько прост и непредвзят был его мир. Костюм, туфли, часы, наглая и бесцеремонная эмоция лица, слова, поведение — ничего не говорило ему обо мне, для него я был загадкой, нарисованной белым мелом на прозрачном листе. — Просто вы заплатили сразу за десять сеансов, а в моей практике это впервые.

— Послушайте, давайте не будем говорить на эту тему..

— Нет, нет, это вы послушайте, Ник, все, что обсуждается в этом кабинете, здесь и остаётся, уверяю вас. — Он чуть ли не клялся мне с рукой на сердце. Ох, слишком прост этот врач, мне даже было жаль его за это качество. Таких жизнь кидает на обочину горстями, и на дорогу людьми выбираются совсем не многие.

— Вы, возможно, и не выносите из кабинета пролитую информацию, но вот смартфоны, планшеты и ноутбуки способны следить за всем, что движется на планете Земля. — Я указал пальцем на рабочий стол врача, на поверхности которого, за кучей книг, журналов, фоторамок и разной сувенирной продукции, мне и думалось найти все девайс технологии.

— О, что вы, милейший, здесь такого нет. — Доктор взялся писать что-то очень важное, будто сделав прорывное открытие, а я тем временем прошелся к столу и, удивившись отсутствию современных технологий в помещении, понял, какой же скоротечный вывод по моей персоне сделал старик.

— У меня нет мании преследования, так же как и нет расстройств, связанных с психической устойчивостью, нет экзистенциальной тоски, и я не являюсь сторонником нигилизма. Более того, я не имею никакого желания ненавидеть людей и даже