Тайник абвера - Александр Александрович Тамоников Страница 10

– Кто звал? – снова вставил Коган. – Вы слышали, что ее кто-то так называл?

– Ну, я к тому, что она нам так назвалась. А в деревне, можно сказать, и не было никого. Не слыхали мы голоса, никто не приходил к Марии Ивановне.

Сосновский молча встал, взял за рукав Капитонова и вывел в коридор, плотно прикрыв дверь в комнату.

– Ты в деревню никого не посылал?

– Да кого мне послать? Бойцов, что ли, с которыми приехал? Толку от них. Там нужно ехать человеку с оперативным опытом.

– Вот и молодец, что не посылал, Олег Романович! – одобрил Сосновский. – Мы сами этим займемся, а твоя задача сейчас – охрана этих типчиков мутных и связь. Понимаешь сам, сколько сейчас придется запросов делать через шифровальный отдел твоей дивизии. Там без тебя с места ничего не сдвинешь. Про второго что думаешь, про Барсукова? Кстати, он где? В санчасти?

– Нет, здесь, в соседней комнате сидит. Рана у него пустяковая. Так, в мякоть пуля попала. Даже постельный режим не посчитали обязательным. А сказать о нем пока мало чего могу, я же так, на скорую руку их допросил. Ясно одно – разные они, сильно разные. Если этот Лыжин болтун, не остановишь, то Барсуков – личность степенная, немногословная. Кстати, Барсуков признался, что бежать один хотел, а Лыжин к нему в напарники навя– зался.

– Он что, на каждом углу растрепал, что хочет дезертировать? – удивленно посмотрел на майора Сосновский. Что значит: этот решил, а тот навязался?

– Надо «потрошить» их глубже, – согласился Капитонов. – Мне тоже это место в их рассказе не понравилось. Но я заострять внимание пока не стал, чтобы не спугнуть. Пусть успокоятся, пусть считают, что мы им верим и все это обычная проверка. Кстати, скоро связисты приедут, привезут полевой телефон и кабель протянут к штабу дивизии. Здесь удобнее работать. Мало населения, на глаза никому наши гости не попадутся, да и охранять их легче, и вам помещение есть. Задержанных есть возможность держать в разных комнатах.

Когда Лыжина увели, двое автоматчиков под руки завели в комнату второго перебежчика и усадили его на табурет напротив стола. По сравнению со щуплым, остроносым Лыжиным Барсуков выглядел солидно. Плечистый, с сильной шеей и широкими скулами, он сидел и смотрел в пол перед собой. Отвечал, чуть склонив голову к правому плечу, глаза почти не поднимал – быстро взглянув в лицо Шелестову, тут же поспешно опускал глаза. Оставалось только гадать, что ему мешает смотреть в глаза людям – стыд предателя или попытка скрыть свои мысли?

– Как вы готовились к побегу, Барсуков? – спросил Шелестов.

– Да никакой особой подготовки и не было. Просто ждал удобного случая, подходящей обстановки. А как подвернулся случай, как только почувствовал, что за мной не следят, так сразу и двинул.

– Лыжин как к вам в попутчики попал? Вы же не с ним вместе планировали побег?

– Да он как-то подсел ко мне в окопе, когда нашу роту бросили на передовую. Наверное, по взгляду моему понял, по тому, как смотрю на поле перед позициями. Подсел, значит, и шепотом так говорит: «Ты не лыжи ли навострил, Пашка?» Я, конечно, испугался, но вида не подал. Стукачей у нас в школе хватало. Все пайку лишнюю пытались заслужить. А он мне и говорит, не робей, говорит, вдвоем сподручнее. Места он эти знает, и сам уже давно думает, как бы сбежать. И даже продукты стал запасать.

– А день побега выбрали вы?

– Нет, само получилось. Неожиданно. Ночью Сергей ко мне подошел, когда я в карауле стоял, и говорит, что надо, мол, прямо сейчас. Начальство уехало, мужики пьют, и надзора никакого. Мол, такого случая больше может не представиться. Прямо из окопа и уползли. А потом то ли шальной пулей, то ли кто понял, что мы сбежали, стрелять нам вслед начали. Зацепило меня малость, да Мария Ивановна в селе пригрела, подлечила. Ну а потом сдались, значит.

– Что за село?

– Не знаю, как называется. Лыжин говорил, что каждую кочку тут знает, он к селу и вывел. А потом в одном окне на краю увидели огонек, он пополз и договорился. А потом за мной вернулся. Он ей вроде наплел, что мы советские разведчики и возвращаемся из немецкого тыла, поэтому и в немецкой форме. Поверила.

– С Лыжиным вы в разведшколе дружили?

– Нет, я его даже плохо помню. В батальоне только и познакомились. Он в другой группе обучался.

– В украинской? – сразу спросил Коган.

– Так точно. Вместе мы проходили только саперное да взрывное дело.

– Кто вел у вас занятия по специальной подготовке?

– Озеров. Был такой. Вроде бывший майор Красной Армии. Так мужики про него говорили.

Опять – взрывное дело, опять – люди, обученные закладывать взрывчатку. Значит, готовилась диверсия со взрывом. Это понимал каждый из группы, но трудно было определить, что же немцы хотели взорвать в Пскове, но не успели. И куда они пытаются раз за разом засылать своих диверсантов, чтобы совершить задуманное. Нечего взрывать в Пскове, там и так процентов девяносто зданий разрушено, нет там таких уж ценных для мировой архитектуры зданий, соборов, объектов культурного наследия мирового значения. И все же? Большого склада боеприпасов нет. Бензохранилище, нефтяное хранилище? Ничего такого, что нанесло бы серьезный ущерб тылам армии. Заводы уже разрушены. Но ведь что-то же есть, какая-то цель существует?

– Борис, – Шелестов повернулся к Когану. – Эту загадку надо разгадать. Ты у нас самый опытный следователь, умеешь проводить допросы. Любой ценой надо выудить у этих мерзавцев, что интересует фашистов в Пскове. Они могут и не знать, но по каким-то намекам, обрывкам фраз, деталям разговоров, пусть подслушанных даже, по какой-то особенной подготовке надо попытаться это понять.

Группа уехала в Малую Калиновку на поиски женщины, которая лечила Барсукова после перехода диверсантами линии фронта.

Коган вернулся в комнату, разложил перед собой листы с показаниями перебежчиков и стал их изучать. Это сейчас они перебежчики, люди, возможно, добровольно решившие порвать с фашистами. Но когда-то они так же добровольно пошли к ним на службу. И не факт, что сейчас они честны на допросах. А если честны? Что стоит за каждым из них, что послужило толчком сейчас и тогда, когда они попали в плен, когда пошли в разведшколу? А ведь они разные, очень разные, эти Лыжин и Барсуков.

На улице темнело. Коган сидел за столом и думал о том, сколько уже прошло перед ним предателей,