Анна среди индейцев - Пегги Херринг Страница 81

— Игра окончена!

Да что с ним такое? Он все не отпускает.

Зайка вырывается у меня из рук и соскальзывает на землю. Обхватывает мои ноги, не давая двинуться с места. А затем шорох раздается повсюду. Я кричу. Появляется ребенок. Потом другой. Третий. Они выскакивают из-за кустов и деревьев. Улыбаются. Некоторые смеются.

— Нет, — кричу я, — там медведь… или волк… не знаю… — Я плачу. Меня никто не понимает.

Холпокит смотрит мне в лицо и, когда наконец привлекает мое внимание, показывает.

Из земли высовывается улыбающееся лицо мальчишки. Затем появляется его рука. Подтянувшись, он выползает из глубокой норы, скрывающейся в траве. Затем из той же норы выскакивает другой мальчик. Они стоят бок о бок возле норы и ждут. Потом второй мальчик медленно протягивает руку и открывает кулак. На его ладони лежит маленькая деревянная кукла.

Тогда я понимаю. В пещере два входа.

— Что происходит? — спрашиваю я Зайку.

Она смеется, но нервным смехом. Холпокит отвечает:

— Кидатлисвали дикса тич байаа. Хитквотаитилили[63].

На его лице та же смесь веселья и раскаяния.

Наверное, это он затеял шалость. Все дети в ней участвовали.

Увидев, что я наконец поняла, все принимаются хохотать и взвизгивать. Устраивают кучу-малу вокруг меня, Холпокита и Зайки. Нет никакого медведя, никакого волка. Никаких созданий из сказок моей матушки. Конечно, нет. Все время были только мы.

Этим же вечером я выхожу на берег посмотреть на мою Полярную звезду. Океан тихо вздыхает: похоже, последние сезонные штормы выдохлись. Небо давно уже не было таким чистым, и я легко нахожу ее в руках Дракона. Мое корабельное созвездие. Наверняка оно служит предзнаменованием. Когда мы вернемся в Ново-Архангельск, я напишу отцу и расскажу ему о своем новом созвездии, но когда буду писать матушке, расскажу, как оно предрекло наше спасение.

Чуть дальше к югу — Северная Корона. Многие думают, что это та корона, которая освещала Тесею путь через лабиринт, и без нее он бы не нашел дорогу домой. Я часто разглядывала ее очертания, в которых вижу не корону, а скорее, незавершенный круг.

Как совершенна его дуга, как искушает попытаться найти звезды, которые его завершат. Но их нет. Их нет там, где надеешься их отыскать.

Будь я сейчас на палубе брига, я бы услышала шаги мужа. Он позвал бы из-за моей спины: «Аня!» И, не успев опустить телескоп, я почувствовала бы, как его руки обвивают меня за талию, притягивают к себе. Я откинулась бы на его крепкий торс. Мне сразу стало бы теплее. Он бы уткнулся носом мне в щеку, щекоча бородой. Именно эти короткие яркие моменты, когда мы стояли вот так, вдвоем, молча воздев лица к небесам, олицетворяли возможность завершить круг.

Я найду способ воссоединить нас.

Ягоды созрели. Из-за вчерашнего дождя они набухли и падают мне в руку от малейшего прикосновения. Оранжевые, как лосось, каждая из них подобна крошечной грозди драгоценных каменьев, достойных того, чтобы их носила сама царица. Самые спелые висят наверху, отчего мне приходится тянуться к ним, а если я не дотягиваюсь, пригибать шипастую ветку. Ее дуга рисует незавершенный круг, совсем как Северная Корона.

Со мной колюжка Клара, Зайка и много других женщин. Я никогда еще не ходила в лес в такой большой компании. Нас сопровождают трое мужчин: два квилета для охраны и Джон Уильямс. Он сказал мне, что его взяли только для того, чтобы он потом нес одну из трех больших корзин, которые мы собираемся сегодня наполнить.

Мужчины квилеты с луками в руках негромко переговариваются, пока мы снуем между кустов, собирая ягоды. А Джон Уильямс, кажется, не знает, куда себя деть. Он топчется вокруг, то и дело останавливаясь, чтобы съесть ягодку. Его волосы ярче, чем они.

Солнце отбрасывает через лесную сень пятна света, согревая нас и ягоды. Насекомые жужжат над ушами, выискивая возможность сесть и укусить. Я отмахиваюсь от них, но они тут же возвращаются. Закидываю ягоду в рот. Она взрывается кислотой, которая скользит по моему языку и превращается в сладость, прежде чем я глотаю.

Сегодня вечером мы будем есть ягоды — в этом я не сомневаюсь, — но большую часть собранного мы сохраним. Всю зиму мы ели прошлогодние ягоды. Я увижу, как колюжи заворачивают их в тесто, как сохраняют сухие ягоды, чтобы их не съели птицы, грызуны или насекомые. Детей тоже привлекут. Я представляю, с каким восторгом они станут бросать в птиц палками и камня, кричать на них, а птицы, будучи очень умными, увернутся от всего, что в них бросили, и все равно ухитрятся стащить несколько ягодок.

До некоторых невозможно добраться, не поцарапавшись. Но мы превозмогаем уколы, потому что наградой становится особенно сочная ягода или ветка, на которой их так много, что она клонится до земли под их весом. Похоже, что ради сладости нужно быть готовым к шипам.

Мы с колюжкой Кларой переходим на другую сторону куста, попутно собирая ягоды. Мы все больше отдаляемся от остальных. Шорох, разговоры и тихий смех дают знать, что мы не одни. Наконец мы теряем из виду Зайку. Потом становится не видно и наших охранников.

Заметив усыпанную ягодами ветку, я тяну ее к себе. Рядом слышится негромкий смех. Под отогнутой мной веткой оказываются колюжка Клара и Джон Уильямс. Они ничего не говорят, но от того, как они смотрят друг на друга, меня бросает в краску. Они так заняты друг другом, что даже не замечают меня. Я отпускаю ветку, и она прыгает на место.

Отвернувшись от них, я начинаю обирать другой куст. Двигаюсь осторожно, не поднимая головы. Мне не хочется, чтобы они знали, что их кто-то видел. Я срываю одну ягоду за другой, не оглядываясь. Почему я так долго ничего не замечала? Я говорила себе, что его рыжие волосы и бледная кожа — единственная причина привлекать внимание, а то, что она дала ему чаячье яйцо, казалось мне простым проявлением доброты. Но в глубине души я знала, что все далеко не так просто.

Она поглощена им, а он — ею. У меня нет времени об этом думать. Отвлекаясь от мыслей об их чувствах, о возможном и невозможном, я вижу, что они предоставили мне шанс. Я делаю два шага назад. Потом еще три. Они не идут за мной. Не зовут. Никто меня не зовет. Я отхожу все дальше, пока ягодные кусты не остаются позади. Остановившись на краю небольшого оврага,