Дядя самых честных правил 12. Финал - Александр Горбов Страница 22

Папа Легба развернулся и быстро пошёл между надгробных крестов. Он двигался без всякой системы, то неожиданно сворачивая, то выписывая между могилами петли. Пока в какой-то момент резко не остановился и указал рукой на большой каменный склеп.

— Вам прямо за него. Слышите шум? Мамаша там, вы ни за что не пропустите её. А я, уж простите, не хочу с ней связываться.

Он изобразил поклон и растворился в воздухе, будто его тут и не было. Мы с Таней переглянулись и пошли в указанном направлении.

Мы приблизились к склепу, и неясный шум превратился в музыку. Кто-то бренчал на гитарах, гремел маракасами и бил в барабанчики. И, не слишком попадая в такт мелодии, звучала песня.

— Ай, Мамаша грустит! — выкрикивал слова приятный баритон.

— Мамаша грустит! Мамаша грустит! — вторил ему хор.

— Грустит наша Мамаша Бриджит!

— Наша Бриджит! Наша Бриджит! — отзывался нестройный хор.

— Ай, давайте её веселить! Ром несите, несите скорей!

— Сигары и ром для Мамаши Бриджит! — дружно завопил хор, выбивая такт ногами.

Стоило обогнуть склеп, как перед нами открылась поразительная картина. На могильных плитах приплясывали скелеты, пара десятков, не меньше. Ещё штук восемь с музыкальными инструментами в руках сидели в сторонке и с жаром играли весёленькую мелодию. А перед ними стоял солист этого некро-музыкального коллектива в позе оперного певца и пел во всю мочь.

Посреди этого безумия в лунном свете танцевала женщина в чёрном платье — та самая Мамаша Бриджит. Лицо у неё было бледным, походящим на череп, но тем не менее миловидным. Перья, украшавшие чёрную шляпу, и фиолетовая шаль на плечах развевались, когда она кружилась и выкидывала коленца. Можно было принять танец за безудержное веселье, если бы на её щеках не блестели слёзы, а рот кривился, будто от плача.

— Неси…

Скелет-солист увидел нас и замолчал на полуслове. Следом за ним замерли музыканты, а затем и остальные скелеты. Мамаша Бриджит остановилась и недовольно рявкнула:

— Что такое, падаль? Я не закончила танцевать!

Затем резко обернулась и уставилась на нас рассерженным взглядом.

— Tabarnac! Смертные!

Она заковыристо выругалась на смеси французского, кельтского и какого-то африканского наречия. Пожалуй, так не выражалась даже Диего, известная любительница сквернословить.

— Как вы посмели явиться без приглашения⁈ Вы помешали мне, а значит, пришёл ваш час!

Её рука вытянулась в нашу сторону, и вокруг пальцев начала собираться тьма, заметная даже в ночной темноте. Что-то из смертных проклятий, фонящее в эфире могильным холодом и сырой землёй.

Я сделал шаг вперёд, загораживая Таню, и щёлкнул пальцами, резко обрушивая на Мамашу волну эфира. Отчего её заклятье слетело с руки и развеялось над могилами.

— Va chier, mange la merde!

Разозлённая Мамаша всплеснула руками, посылая в меня россыпь чёрных игл. Три раза ха! Отбить такое не сложнее обычного всполоха.

— Мадам, не стоит так нервничать, — я улыбнулся ей.

Скелеты, проявляя неожиданную прыть, разбежались в стороны и попрятались за могильными крестами. А Мамаша разошлась не на шутку, бранясь и швыряясь в меня чем-то вроде всполохов, только чёрными. При этом она ругалась как сапожник, упоминая мою родню до десятого колена. Да, она была лоа, бесспорно. Вот только сейчас она стала слишком материальной, слишком вещественной, а на этом поле ей было сложно тягаться со мной.

— Да пошёл ты! — она топнула ногой, обессиленная и разозлённая. — Что тебе надо, mon hostie de sandessein⁈ Я не звала тебя, не звала! Уйди, откуда пришёл! Уйди!

Мамаша плюхнулась на могилу, прижала ладони к лицу и разрыдалась, как самая обычная женщина. Шляпа с её головы упала на землю, а чёрные волосы разметались по плечам.

— Подожди, Костя, — Таня отодвинула меня. — Здесь надо по-другому.

Она подбежала к плачущей лоа, обняла и стала гладить по голове, нашёптывая ей что-то на ухо. Я демонстративно отвернулся, чтобы не стеснять Мамашу, но вполглаза поглядывал за обстановкой. Рыдания постепенно стихли, и женщины начали о чём-то шептаться. Через несколько минут скелет-солист тихонько к ним подполз, сжимая в руках почти полную бутылку. Мамаша сурово зыркнула на него, но подношение всё же взяла и хорошенько приложилась к горлышку.

— Слышь, как тебя? — наконец она обратилась ко мне.

— Костя, — подсказала Таня, — князь и бывший некромант.

— Врёшь! Бывших не бывает, их Хозяйка вот так в кулаке держит.

— Ни капельки! Ты сама посмотри, видно же.

Вперив в меня тяжёлый взгляд, Мамаша почти минуту хмыкала на разные лады, а потом покачала головой и снова отпила из горла.

— Чего только не бывает, а! Костя, значит? Будешь, Костя?

Она протянула мне бутылку, ехидно прищурив глаза. Скелет за её спиной замотал черепушкой и принялся делать знаки, чтобы я не пил предложенное пойло. Но я всё-таки подошёл, взял бутылку и сделал несколько глотков. Исключительно для установления дружеских отношений.

Это был не просто ром, а ром, настоянный на самом жгучем перце. Адская обжигающая смесь, вспыхнувшая негасимым пламенем ещё в пищеводе. Но я не подал виду, а только крякнул и занюхал рукавом камзола. Мой домашний любитель крепкой выпивки Киж тоже экспериментировал одно время с перцем и все результаты обязательно приносил на пробу. Так что у меня был опыт употребления чего-то подобного.

— Действительно, некромант, — усмехнулась Мамаша. — Любой другой уже бы скопытился. Ну, говори, зачем пришли?

Она вернула шляпу на голову, встала и посмотрела мне в глаза.

— Что произошло с Бароном Самеди?

Я заметил, как она вздрогнула.

— Нет его! Нет больше Субботы! — выкрикнула Мамаша, отступив на шаг. — Его убили, понял? Убили…

Она закрыла лицо ладонями и всхлипнула. Таня снова кинулась её утешать, а скелет начал подсовывать ещё одну бутылку. Вот так мы и беседовали, успокаивая лоа, как обычную расстроенную женщину на грани истерики. Но в конце концов я смог убедить её, что могу помочь, и она рассказала всё, что знала.

* * *

Суббота держал рядом с городом двух бокоров. Чтобы самому не воплощаться каждый раз, когда надо злую душу успокоить. Ну да, он позволял им кое-что делать. Смертное проклятие там наслать или зомби поднять. А как иначе? Бокоры тоже кушать хотят, а делать амулетики, как эта Лаво, они не могут, другая сила у них.

Месяц или два назад к одному бокору начал белый человек приходить. И так его обхаживал, и эдак. Деньги давал,