Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева Страница 7

Отец тоже улыбается, кивает, знакомит нас с хозяином приема, главой города, потом еще с кем-то и еще.

Каждый раз называет имена, которые я не запоминаю от волнения.

Вся я сейчас сосредоточена только на том, чтоб держать спину, улыбаться и кивать.

Больше от меня, собственно, ничего и не требуется.

Мужчины сдержанно отвешивают комплименты нам с мамой, интересуются, как мы адаптируемся, как мама начала работать на новом месте, где я учусь.

Отец коротко рассказывает про университет.

— Кстати, мой внук учится в этом университете, возможно вы встречались… — долетает до меня фраза министра здравоохранения, — Данияр, подойди сюда, мой мальчик!

Я моргаю, все еще держа лицо, улыбаюсь.

А у самой ноги подкашиваются.

Он здесь.

Всевышний, он здесь!

Глава 5. Официально

Он стоит прямо передо мной.

Высокий. Грозный. Чертовски уверенный в себе. И так близко, что мне кажется — ещё чуть-чуть, и я услышу, как бьётся у него сердце.

Под рубашкой его здоровенные плечи кажутся ничуть не менее мощными и опасными, чем под футболкой. Я на мгновение зависаю, упёршись взглядом в расстёгнутую верхнюю пуговицу его рубашки, в широкую крепкую шею, чью смуглую кожу оттеняет белоснежная ткань.

— Мадина, познакомься, это Данияр Байматов, внук Азамата Муслимовича, — говорит папа, и его голос, обычно спокойный и твёрдый, звучит неожиданно тепло. Словно он уже знает этого человека, причем, только с хорошей стороны.

— Данияр, это моя дочь. Учится в медицинском, как и ты, перевелась недавно из Москвы.

Я поднимаю взгляд. И встречаю — его.

Данияр смотрит внимательно. Очень серьезно. Жадно.

Так нельзя смотреть на постороннего человека! На девушку! Неприлично!

И все вокруг видят! И все понимают! Да?

Моргаю, мельком посматривая по сторонам и страшась того, что окружающие сейчас все поймут… Что — все? Ох, не знаю! Не знаю я!

Сама не понимаю ничего! И реакции своей не понимаю.

Почему у меня позвоночник иглами тока прошивает и дрожь по плечам бежит, когда он смотрит на меня?

Но понятно одно: мне это все не нравится!

И надо собраться уже, прийти в себя! В конце концов, я не из деревни приехала, чтоб так реагировать.

Я откашливаюсь, пробуя голос, чтоб не дрожал и не проседал.

— Мы… уже пересекались, — говорю, стараясь вежливо улыбнуться. Голос получается ровный. Почти. — У нас общий преподаватель по культурологии…

Данияр продолжает смотреть. Ни тени удивления. Ни улыбки. Просто… этот его взгляд.

Он не двигается. Медлит перед ответом, наблюдая за моей реакцией с жадным интересом.

Так, как наблюдает хищник за своей целью, прежде чем наброситься.

И я вдруг ловлю себя на том, что мне хочется замолчать. Опустить глаза. Уйти. Спрятаться от этих прожигающих глаз.

Но нет.

Меня воспитывали не так. Я привыкла выражать своё мнение открыто.

Поджимаю губы, делаю полшага назад, но не из страха, а чтоб освободить пространство. Потому что мне воздуха не хватает.

— Очень приятно, — произносит Данияр, и голос у него — всё тот же. Густой, низкий, обволакивающий. Как горячий мёд, в который подмешали черный перец. — Рад знакомству… официальному.

Я не отвечаю. Просто киваю. Этого достаточно.

— Мадина, пойдём, я тебя познакомлю с моей подругой детства! — вдруг мягко говорит мама, касаясь моего локтя, и я выдыхаю так, что, кажется, в груди аж сжимается что-то от облегчения.

— Конечно, мам, — спешно соглашаюсь и поворачиваюсь, иду за ней, не оглядываясь.

Мы уходим, и только когда оказываемся за спинами мужчин, я понимаю, насколько у меня пересохло в горле. Я спешно беру стакан воды со столика у стены и почти залпом его выпиваю, будто неделю по пустыне бродила.

Мама подводит меня к высокой полноватой женщине с приятным лицом и покрытыми волосами. У неё живой взгляд и идеальная белозубая улыбка. Женщина с интересом рассматривает меня.

— Здравствуй, малышка Мадина! — улыбается она. — Рада увидеть тебя снова! Я ведь видела тебя в последний раз, когда тебе ещё и года не было. Какая красавица! Настоящее сокровище!

— Спасибо, — улыбаюсь и чувствую волну гордости, что исходит от мамы.

Дальше они болтают так, будто меня рядом и нет. Я, признаться, даже имя этой женщины не запоминаю. То ли Заира, то ли Ясмина. Да и разговор их я уже толком не слушаю, потому что у меня в сумочке вибрирует телефон.

Я отхожу на шаг и достаю смартфон. Экран вспыхивает сообщением.

Натан.

О, Всевышний! Я так ждала!

Сердце делает сальто, а улыбка сама расплывается на губах.

“Ты потрясающая. Видел твоё фото. Моё сердце остановилось. Можно ещё? Только для меня… ты очень нужна мне, Мади”

Я закусываю губу. Отвечаю:

“Ты тоже мне нужен. Очень. Скучаю.”

Конечно, стоять вот так на приёме и пялиться в телефон — совершенно некрасиво и некультурно, поэтому я решаю найти укромное местечко, чтобы скорее прочитать, что же он мне ещё написал, потому что карандашик внизу под строкой забегал, а значит Натан набирает ответ.

— Мам, я отойду в уборную, — шепчу матери на ухо. Она кивает, отпуская, и я выхожу из зала, устремляясь подальше от людей.

Иду в сторону уборной, но туда решаю не заходить. Нахожу маленький, укромный закуток, где гул приёма становится просто шумом за стеклом.

Открываю наш чат и читаю снова. Перечитываю его сообщение, наслаждаясь каждым словом. Смотрю на фото, которое отослала раньше. Ничего особенного — селфи в зеркале, строгое, но красивое.

Недавние свои фото, в шикарном платье и диадеме, подаренной отцом, я отправить не успела. Палец подрагивает, хочу отослать Натану еще и его, порадовать…

Он пишет снова.

“Слишком официально. А я скучаю по тебе… По тебе, настоящей. Ты знаешь, что я хочу.”

И тут… тёплая радость гаснет.

Внутри словно осадок какой-то собирается. Будто тонкий налёт на стекле — почти не видно, но сквозь него уже не так ясно. Горчит.

Я не хочу грубить. Не хочу казаться холодной. Между нами не было физической близости, только поцелуи, но мы знаем, что рано или поздно это обязательно произойдёт, и всё же…

Сейчас его просьба звучит, пожалуй, слишком.

Я закусываю нижнюю губу. Замираю, думая, как ему ответить. Потом открываю фронтальную камеру, приподнимаю волосы, поворачиваю шею. Снимок