Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева Страница 21

Данияр подходит, присаживается на колени и подает мне стакан воды.

Пью, мучительно пытаясь сделать вдох.

Данияр, не пытаясь отодвинуться, сидит и смотрит в мое лицо. И в его взгляде опять тяжесть и голод.

Ненормальный какой-то.

У меня глаза, наверняка, красные и в слезах, а он опять за свое!

Отворачиваюсь, ставлю стакан на стол, избегая касаться руки Байматова.

— Мне эти средневековые законы чужие, понял? — хриплю едва слышно, — я им не собираюсь подчиняться.

— Придется, Мадина, — отвечает Данияр.

И, после небольшой паузы, встает и идет опять к своему месту.

Я отставляю в сторону тарелку, откидываюсь на спинку кресла, смотрю в окно. Там закат, яркий такой.

У нас здесь потрясающей красоты закаты. Вот только быстрые. Насладиться не успеваешь…

Интересно, а родители Данияра где?

Здесь, в доме? Они в курсе, что он сделал? Не боятся?

Хотя… чего им бояться, с их связями?

— Слушай… — я чувствую на себе взгляд Байматова, и предпринимаю еще одну попытку достучаться до него. Ну должен же он понимать, что я в любом случае не соглашусь? — Ты понимаешь, что не будет ничего? По моей воле не будет? Я не соглашусь силой. Придется принуждать. Ты готов к этому?

— Нет, — хрипло бросает он, — но это ничего не меняет для нас.

— Да почему? — я сажусь ровнее, смотрю на него, пытаясь подобрать слова, чтоб донести свою мысль, и без того понятную даже дошкольнику, — почему? Что ты так… Заморочился-то? На мне? Неужели других нет девушек? Я уверена, что согласилась бы любая!

— А ты почему нет?

— Потому что я люблю другого!

И вот именно после этих слов я понимаю, что такое: злой Байматов. Реально злой.

Он как-то мгновенно темнеет, заостряется лицом, глаза сужает. И подается ко мне, словно напасть хочет. Хищник в преддверии прыжка.

— Кого? — отрывисто спрашивает он, — Где он? Здесь? Нет… Не здесь. Здесь я бы знал… В Москве? Твой отец сказал, что ты не просватана.

— Он просто не знает… — говорю я, инстинктивно подаваясь назад, прижимаясь спиной к спинке кресла, — мы… Ему не говорили. Но у нас все серьезно.

— Любишь его? — спрашивает тихо Данияр. И я отвечаю, прежде, чем успеваю задуматься:

— Да.

Лицо Байматова чуть заметно вздрагивает, словно я ударила его. Но затем опять превращается в холодную маску.

— А он?

— И он…

— Врешь. Не любит он.

— Да откуда ты?.. — яростно выдыхаю я, но Данияр перебивает:

— Если бы любил, не отпустил бы сюда.

— Он и не отпускал… — зачем я пытаюсь защитить Натана? Ведь он отпускал… Не особо сопротивлялся. Говорил, конечно, чтоб я возвращалась, говорил, что будет ждать и прочее… Но не предлагал пойти к моему отцу, не предлагал замужество. А ведь прекрасно знал, что я только на этих условиях могла бы остаться с ним в Москве!

Я ведь думала об этом, бродили мысли и вопросы на уровне подсознания, но я специально давила их в себе, не желая лезть так глубоко. И словно боясь, что внутренний голос мой найдет ответы на эти вопросы. И эти ответы мне не понравятся.

— Если парень не хочет отпускать, то он не отпускает, — отрезает Данияр, — а все остальное — просто отговорки.

— Да что ты? — язвительно парирую я, — а может дело в том, что он — цивилизованный человек? И ему в голову не придет никогда принудить девушку? Украсть, сунув в багажник, словно овцу?

— Я уже извинялся за это, — бурчит Данияр, — это ребята… перестарались… Вообще, надо в бурку и на заднее сиденье машины, но ты строптивая… Я с ними уже разобрался.

— Мне это, наверно, должно понравиться? Так вот: не нравится! Еще не поздно, Данияр, отпусти меня. Я никому ничего не скажу. Честно. Просто отвези меня домой, и я…

— Поздно, — отрезает он, — давно уже поздно.

— Что? Почему? — я все еще не понимаю всей глубины пропасти, в которую он уронил меня.

— Потому что я не хочу тебя отпускать.

— Насиловать будешь? — я смелею, говорю запрещенные вещи. Просто потому, что терять уже нечего.

— Нет, — мотает головой Данияр, — сама захочешь. Я же тебе нравлюсь.

— Нет!

— Да, — кивает он, — нравлюсь. Ты мне тоже сразу понравилась. Как увидел тогда, в аудитории… Сразу понял, что моя будешь.

— Да с чего ты…

— Приглядывался, — продолжает Данияр, — смотрел… И ты смотрела. Я видел.

— Да я боялась тебя!

— Когда боятся, так не смотрят.

— Да что ты возомнил?

— Мадина, — он снова встает, идет ко мне, — эксперимент хочешь?

— Какой еще? — хмуро смотрю на него снизу вверх.

— Поцелуй меня. Сама.

У меня краска в лицо бросается. Что он еще?..

А Данияр наклоняется и шепчет мне в лицо, горячо и напряженно:

— Ты же целовала своего… Этого? Тебе нравилось? Любишь, говоришь? Проверить не хочешь? Меня от тебя током бьет, Мадина. Ни от кого так не било. А тебя? Бьет током? От этого твоего? А?

— Это… Не… Твое… Дело… — каждое слово дается мне с трудом, через силу и сопротивление. И в глазах темнеет от напряжения.

Что он несет? Как он вообще может со мной об этом говорить?

— Поцелуй меня, Мадина, — Данияр выпрямляется, и я почему-то тоже поднимаюсь с кресла, — проверь себя.

Я не знаю, что происходит, почему я это делаю, в итоге.

То ли, чтоб показать, что слова Байматова не имеют отношения к правде, то ли, чтоб доказать себе, что я все правильно понимаю, что между мной и Натаном — любовь, которую ничем не перебить.

В любом случае, я совершаю ошибку.

Ту, о которой потом буду сожалеть.

Я поднимаюсь на цыпочки и прикасаюсь к губам Байматова своими губами.

И… Что он там про удар током?