Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева Страница 14

Торможу на полном ходу, ловлю испуганно улетевшее к горлу сердце… А затем отступаю! Всего лишь шаг назад делаю, сжимая перед собой в глупой попытке защиты сумку.

Ненавидеть себя за это начинаю тут же, но ничего не могу поделать. Это что-то на уровне инстинкта!

Когда понимаешь, что на тебя стихия надвигается, от которой не уйти.

Байматов подходит близко, осматривает меня с ног до головы… А затем кривит губы в усмешке:

— Привет, Мадина.

— Что ты… — страх заставляет забыть вообще все слова, которые так хорошо и правильно диктовала мне только что ненависть. Я сглатываю, облизываю губы. Взгляд Байматова, намертво прикипевший в этот момент к моему лицу, заставляет еще сильнее задохнуться. Шайтан какой… Ужас. Он пугает меня. — Как ты смеешь говорить всем, что я — твоя невеста?

Последние слова звучат громче, и, учитывая, что на нас и без того обращают внимание, то теперь, я уверена, каждую фразу ловят! Чтоб потом миллион раз обговорить это между собой. Такой цирк, конечно же!

— А что тебя удивляет? — выгибает бровь.

— Мой отец отказал твоему! — продолжаю я, все же понизив голос. Зачем-то.

Что я делаю?

Я же опозорить его хотела?

— Переговоры еще идут, Мадина, — Байматов, которому, судя по совершенно спокойному выражению лица, вообще плевать на то, что про него подумают окружающие, подходит еще ближе, заставляя меня отступить снова на шаг. Смысл его слов, чудовищный, на самом деле, доходит до меня, словно через многие слои ваты. Потому что близость этого шайтана дезориентирует. Огромный такой, ох… И огнем пышет. Чистый дэв, огненный великан из страшных детских сказок.

И глаза у него тоже огненные сейчас.

Байматов чуть наклоняется и смотрит так, словно… что-то сделать хочет. Что-то совершенно неприличное. Поцеловать, например. На глазах у всех! И это будет… Это будет финал всего.

Потому что здесь — не Москва, где можно спокойно целоваться в общественном месте. Здесь это — позор. Приговор.

Снова отступаю, а Байматов наступает.

— Это не важно. Я не соглашусь. И, значит, отец не согласится… — выдыхаю я отчаянно. — Пойми уже! Не будет этого!

— Знала бы ты… — Байматов неожиданно перестает напирать, выпрямляется и смотрит на меня теперь чуть задумчиво, а во взгляде — боль и ярость, — знала бы ты, как сильно я хочу сейчас… Наплевать на приличия. Просто взять тебя. Так, чтоб ты не могла даже вздохнуть. Без моего позволения. И кричала бы только, когда я разрешу. И только от удовольствия. Знала бы ты, Мадина… Как велико искушение. Как я хочу этого. И как легко это сделать…

— Что… Ты… — задыхаюсь от возмущения.

У меня слов нет! Мне никогда такого не говорили! Таких пошлостей! Таких вещей неприличных! Даже Натан, хотя, видит Всевышний, ему я позволила куда больше, чем должна позволять себе девушка моего воспитания!

Байматов говорит, а ощущение, что… делает. Делает со мной все те вещи, которые сейчас крутятся у него в голове! Он через взгляд свой сумасшедший это так ярко транслирует, что я все понимаю и… начинаю гореть.

И, от унижения, ужаса, осознания этого огня, которым он заражает меня, я делаю глупость.

Замахиваюсь и коротко бью его по лицу.

Звонко.

При всех.

Байматов даже не дергается. Только желваки на щеках нервно вздуваются.

А я с ужасом смотрю на белеющее пятно от моей ладони на его лице, только теперь понимая, что натворила.

Я. Ударила. Байматова.

При всех.

Твою ж…

Тишина, которая падает на меня, говорит, что не только я в шоке от случившегося.

Это ужасно.

Это…

Всевышний, что делать?

Я прижимаю пальцы к губам, отступаю все дальше, не сводя взгляда с Байматова, по-прежнему спокойно стоящего и сверлящего меня острым жадным взглядом.

Он не двигается, но это мнимое спокойствие готового сорваться в атаку хищника.

И я поступаю, как добыча.

Убегаю.

Бегу, бегу, бегу прочь, из университета, через стоянку, к остановке автобуса, запрыгиваю в какой-то, даже на номер не посмотрев.

И без сил падаю на сиденье, переживая случившееся.

Пальцы ладони, которой я ударила Байматова, белые и дрожат. И сердце так и не вернулось из горла, трепещет там, словно птичка крылышками бьет. Глупая птичка, попавшая в силок…

---------

Разговор с Данияром. Больше офигенных визулов в моем тг канале

Глава 12. Что было после

Я просыпаюсь окончательно только на третьем сигнале будильника. Вчера уснула уже за полночь — готовилась к семинару по фарме. Одна из сложнейших дисциплин, хоть я всегда и обожала химию.

Так или иначе, но вставать пора. Я соскребаю себя с кровати и тащусь в душ. Времени на сборы не очень много, поэтому волосы я мою без всяких масок, хоть теперь они и непослушно завьются, быстро сушу и спускаюсь на кухню.

В кухне пахнет омлетом и сыром, чуть слышно играет радио — то ли новости, то ли музыка, я не вслушиваюсь.

Айрик встречает меня у двери кухни, тычется носом в колено, фыркает.

— Доброе утро, зверюга, — чешу его за ухом, пока он довольно жмурится.

Завтрак уже на столе. Всё готово — мама постаралась. Ваза с фруктами, омлет, хлеб, оливки, сыр, варенье в расписной пиалке.

Я включаю кофемашину, жду, пока запах свежемолотых зёрен проберётся до самых дальних закоулков мозга и окончательно его разбудит.

Мама хлопочет в прихожей. Слышно, как открывает шкаф, что-то ищет, вешалки звенят. Потом — тишина. Выглядываю в сторону зеркала и…

Мама стоит перед зеркалом и примеряет… платок.

Замираю с чашкой кофе в руках. Она ловит мой взгляд через отражение и слегка улыбается.

— Как тебе? Этот цвет мне идёт?

Светло-пудровый, нежный, матовый шелк с аккуратной каймой.

И правда красивый. Очень.

Но всё же…

— Мам… ты решила… носить платок? — осторожно спрашиваю я, глядя, как она аккуратно поправляет край у виска.

Мама чуть пожимает плечами.

— Иногда… Наверное. Посмотрим, — она улыбается. — Почему