Мороз.К.О. - мэр Елкино - Лина Коваль Страница 11

— Я об этом не думал, Ника.

— Ты мне понравился, — грустно произношу.

Он улыбается. Совсем чуть-чуть. Тоже по-взрослому.

— Не беспокойся, — успокаивает. — Ты мне тоже.

— Ну это я как раз могу понять…

— А то, что я тебе нравлюсь, не можешь? — бурчит он, все еще разминая мои ягодицы.

— С этим сложнее… — честно отвечаю.

Мне хочется поцеловать его самой, поэтому привстаю. Приближаюсь… В первый раз со мной такое.

В дверь неожиданно стучат. Алик недовольно икает.

«Криминальная Россия» делает свое дело, и я сразу представляю душегуба на крыльце Костиного дома. Вжимаюсь от испуга в сильное тело, но длится это недолго, потому что мы слышим женский воркующий голос: — Константин Олегович, это Нина, ваша соседка. Я вам пирога своего принесла… Откройте.

— «Пирога своего принесла»? — возмущенно переспрашиваю.

Мэр с сожалением вздыхает.

— Выключи эту хрень. Пожалуйста, Ника, — просит и, аккуратно пересадив меня на диван, поднимается.

Глава 11. Нам в баню с соседками нельзя. У нас акрофобия.

Я послушно вырубаю телик и, пока Константин «Горячие губы» Олегович Мороз следует к двери, вопросительно киваю Алику:

«Что еще за соседка Нина, пернатый? Колись давай!»

Альберт выказывает свое недовольство по поводу нахлобученного на его голову колпака, но, сжалившись, философски смотрит на меня ярко-желтыми пятаками.

«Я бы на твоем месте по ее поводу не переживал!»

«Я и не переживаю. Больно надо!»

Фыркнув, легко и красиво взбиваю копну своих роскошных волос и сажусь на диван по-турецки, так как ступни обдает морозным воздухом, залетевшим с улицы.

— Ой, Константин Олегович. Какой вы жестокий человек!.. — слышу заливистый смех. С таким придыханием, будто мэрской жестокостью соседка бы сейчас с удовольствием отравилась. — Вы меня там заморозить решили? Или я вам помешала? Признавайтесь.

— Простите меня, Нина, — довольно сухо отвечает Костя, зарабатывая пару баллов в свою копилку от Ники Солнцевой. — Проходите, только если не боитесь заразиться. Я что-то приболел…

А нет… Показалось! Мысленно отбираю у него копилку.

Альберт вместо немой поддержки отворачивается к стене.

— О, а у вас гости?.. — отчетливо слышится разочарование.

Я с облегчением рассматриваю блондинку.

Она не худая и не толстая. Нормальная. А вот грудь большая, мясистая и будто отдельной жизнью живет: волнуется, покачивается, как подтаявший холодец, который я терпеть не могу. На лицо, признаться честно, симпатичная. Правда, над губой у Нины мушка, будто бы специально выделенная черным карандашом. Это выглядит забавно.

Вырез на платье тоже интересный — все больше и больше съезжает вниз, оголяя чуть подуставшие бидоны.

— Я… Ника. Медсестра, — мило улыбаюсь. — Ставлю вот… нашему Константину Олеговичу уколы.

Взгляд соседки задерживается на моем лице чуть дольше, чем позволяют правила приличия. Я даже вижу в нем легкую женскую зависть.

Да-да, моя курочка, я видела задницу вашего мэра. Даже пощупала! И мне не нужно для этого оголяться до пупка. Хотя… Вспомнив вчерашнюю ночь, краснею.

— А зачем вам медсестра, Константин Олегович? — по-хозяйски проходит на кухню Нина. — Сказали бы мне. Я уколы тоже хорошо ставить умею, никто еще не жаловался.

— Вы ведь ветеринар, Нина, — откашливается Мороз, пряча руки в карманах джинсов.

— Никто не жаловался… — шепчу, едва сдерживая смех.

Костя предупреждающе смотрит на меня. Шутка напрашивается сама собой, но в серьезном мэрском взгляде столько закаленной стали, что я, прикусив губу, отворачиваюсь.

Больно надо.

— Или в баньку бы сходили, попарились. У меня и веничек есть… Можжевеловый. Всю хворь сразу как рукой снимает.

— А ему нельзя в баню… — сообщаю, положив ладони на колени и разведя их в стороны так, чтобы они коснулись дивана.

Растяжка у меня что надо, йогу три раза в неделю с шестнадцати лет посещаю. Разминаю шею и выгибаюсь, принимая асану.

— Это еще почему? — спрашивает Нина недовольно. — Баня — для всех хорошо. Глупость какая-то…

— А у Константина Олеговича акрофобия, — замечаю с закрытыми глазами. — Очень неприятная вещь, скажу я вам.

— Фобия? — не унимается соседка. — Жары, что ли, боится?

— Хуже, — оборачиваюсь.

Костя награждает меня фирменным, ироничным взглядом. Акрофобия — боязнь холмистой местности. А у Нины такие... мм... холмы...

Все он понял…

— Ой, а дом-то как украсили, Константин Олегович! — хлопает в ладоши Нина, крутясь по сторонам. — Даже чучело свое принарядили…

Альберт медленно поворачивает голову и выпучивает глаза.

«Сама ты чучело!» — рычит.

— Ой, мамочки! Он живой, что ли?

Тут же, не дожидаясь ответа, Нина хватает пакет и начинает один за другим выкладывать на стол свои кулинарные шедевры.

— Вы уж сильно-то не оценивайте, Константин Олегович. Я быстро тесто сообразила. Девка я хозяйственная, руки откуда надо растут. Вот пирог с капусткой и яйцом, вот с рыбой. Минтай с горбушей пятьдесят на пятьдесят, — добавляет скромно. — С мясом и ливером. И с сухофруктами...

Скатерть-самобранка какая-то. Куда столько?

Она думает, он алабай?..

— Спасибо, конечно, Нина, — вежливо благодарит Мороз. — Но не стоило так утруждаться. Это очень много, мне столько за все праздники не съесть.

— Ну-ну, вы мужчина видный. Вас, такого большого и сильного, кормить надо, — она застенчиво опускает взгляд, а мы с Альбертом в голос от банальности вздыхаем, но Нина на этом не останавливается. — А то Новый год ведь… Кто вас накормит?

Как бы невзначай осматривает кухню. Замечает мясо и порезанный салат.

— Ой, оливье! — удивляется.

Она что, думала, я пальцем деланная? Я и сельдь под шубой умею, и мимозу. Что там еще в Советском Союзе было? Холодец вот только больше не хочется…

— Ну кто же со свежими огурцами делает? — забивает Нина последний гвоздь в мое хорошее к ней отношение. — Надо ведь с маринованными, хрустящими!..

— А вы тоже в СССР родились? — спрашиваю, мило улыбаясь.

Костя вздыхает и мысленно отправляет мне: «Я же говорил — ты Скальпель!».

— В каком смысле? — нервничает. — Девяностого года рождения. Возраста своего не стесняюсь… Женщина с годами только лучше становится, как вино.

— Ясненько, — пожимаю плечами.

Тоже старая, значит.

Вдруг обиду чувствую. Может, уехать отсюда? Что мне тут с ними делать? Пусть свои пироги уплетают и вениками можжевеловыми лечатся…

Украдкой подслушиваю:

— Константин Олегович, а вы