Отец на час. Работает спецназ - Лина Коваль Страница 7

Разворачивается к столу.

- Маша, тебе нужно было выпить таблетки до еды, - вспоминает о младшей. - Пойдем.

Придерживая подол пышного платья, Кнопка спрыгивает с места и сразу обращается ко мне:

- Ты завтла пльидешь?

- Приду.

- Холошо.

Что ж тут хорошего?...

- А ты льюбишь мулавьев?

- В смысле есть? - озадачиваюсь.

- Почему есть?... Плосто.

- Не знаю…

- Ма-ша, иди сюда…

Кнопка отправляется за матерью, а я наблюдаю, как юная поклонница Сатаны хватает стакан, из которого только что пил молоко ее старший брат и, сдвинув водолазку, прячет его за пояс юбки.

- Потом на кладбище, ночью, закопаю.

Выходит, оставляя меня одного.

Снова смотрю на весенний сад.

Да уж...

Нервно потираю шею.

Чувствую, грустно точно не будет…

Глава 7. Федерика

- Думаешь, Коля не будет ходатайствовать об определении места жительства наших детей? - нервно интересуюсь, выходя из здания суда.

Закидываю лакированную сумочку на плечо и судорожно тереблю рукав приталенного пиджака. Побединский со своим адвокатом направляются к стоянке.

- Думаю, нет, Рика, - рассматривая моего бывшего мужа, словно таракана под микроскопом, брезгливо отвечает Кира. - Не нужны они ему. Так, просто тебя кошмарит, урод.

Словно сладким обезболивающим темные страхи баюкает. Легче как-то становится.

Дети - мое самое слабое место. Правда, сейчас оно будет прикрыто надежным щитом - бывшим сотрудником подразделения специального назначения. А это уже лучше, чем те хлюпики, которых присылали знакомые Андрея.

С Кирой Осиповой мы дружим со школьной скамьи. Она после одиннадцатого махнула в МГУ на юридический, я - в Высшую школу экономики, а затем «взамуж». И пусть для замужней жизни подруга не создана и всячески ее презирает, связь мы поддерживаем.

Адвокатов «Агата» подключать к судебному процессу по разделу имущества я не захотела, побоялась провокаций со стороны бывшего мужа, а Кира не отказала.

- Судья у нас Третьякова. Это плохо.

- Почему? - удивляюсь. - Мне показалось, наоборот, хорошо. Она тоже женщина, должна меня понять.

- Моя дорогая, женщина женщине - враг, злая собака и худшая свекровь. Запомни раз и навсегда!

- Это ещё почему? Я вот, например, никому зла не желаю. Пусть все будут счастливы, богаты и реализованы, - сжимаю ремень сумки.

- Это ты не желаешь… А как ты думаешь, что видит эта Третьякова, глядя на тебя?

- Не знаю. То же, что и все, - задумываюсь на секунду и рассматриваю свой деловой костюм и туфли с узким носом, - женщину… мать… бизнесвумен. Не скажу, что я красавица. Всё-таки сорок лет, девочкам молодым уже конкуренцию не составлю, но… я стараюсь за собой следить. Насколько время позволяет, - добавляю.

- Рика, ты золото!... Но я тебя расстрою. Третьякова видит перед собой выскочку, которая посмела в сорок лет родить трех детей, иметь сороковой размер и банковский счет с восемью нолями заработать…

- Постой-постой, - усмехаюсь. - А ничего, что половина этих денег - активы? Ты же знаешь: я живу обычной жизнью. Да у меня из брендовой ювелирки только гвоздь, - вытягиваю руку с браслетом. - И то потому, что Эльза в отпуске застыдила. Я полгода носила стекляшки, которые мне Маша сделала. И все устраивало!...

- По-бе-дин-ска-я, ей все равно. А вот Паганини твоего жалко будет.

- А чего его жалеть? - возмущенно топаю ногой. - Он всю жизнь ездил по стране с концертами и, как оказалось, не один. На мои деньги… - замолкаю.

Снова падаю в пропасть обиды, которую сама создала. Копнула глубже и без того рыхлую из-за постоянных ссор почву нашего брака и получила - нате, распишитесь! - предательство.

- Поверь моему опыту, мужиков обычно такие, как Третьякова, одинокие и за сорок, жалеют, - продолжает Кира. - Глазками похлопают, ножками потопают. Поулыбаются, прибедняться вздумают. Ты ведь рассказывать причину развода не согласишься?

- Нет. Только в крайнем случае. Леон и Эльза… Они ведь все понимают, не хочу этой грязи.

- Ну вот. Причину не называешь - значит, сама виновата. Сама виновата - пилите, Шура, ваш бизнес.

- Да ну нет... - замолкаю, прикрывая глаза.

Кира вдруг обнимает.

- Ну все, подруга. Я тебе самый худший расклад дала, чтобы в случае чего ты не удивлялась. Сумку свою, - кивает на новенькую «Фурлу», - больше в зал суда не бери. И каблуки… - косится на ноги, - пониже надень, а юбку - подлиннее. Ладно б ноги были кривые, а то вырядилась. И доктору моему по поводу сисек пока не звони. Отсудимся, там выпьешь наркозу с устатку за упокой раба Божьего…

- Сплюнь, дурочка, - смеюсь.

- В общем, я тебя предупредила! - Кира становится серьёзной. - Заседание отложили, все необходимые уточнения я подала. Будем верить в лучшее!

- Спасибо ещё раз, Кир.

Чмокаемся на прощание.

На стоянке вокруг моей машины коршуном кружит Побединский. Костюм помят, обувь не начищена - выглядит не очень, ещё в зале суда заметила. И дело не в том, что бывший на семь лет меня старше, нет. После нашего расставания Коля как-то обрюзг и постарел.

Или мне так приятно думать?...

- Федерика! - сразу кидается в наступление. - Давай поговорим. Как близкие люди.

- Говорили уже, - открываю водительскую дверь и забрасываю сумку подальше. - Близкие люди не ходят в суд, а если ходят - значит, и не были близкими.

Разгладив юбку, сажусь в кожаное кресло, но дверь закрыть не могу. Коля ее удерживает и театрально падает на колени.

Прямо на асфальт.

Маэстро чертов.

Разглядываю темные волосы не первой свежести и умоляющее лицо. Из всех наших детей на него особенно походит Эльза-Виктория. Как через копировальный аппарат пропустили. Нос, глаза, губы. С последними не повезло: вырастет - подправит.

- Ну, прости дурака, - лбом таранит мое бедро. - За что ты со мной так? Ошибся разок, бывает. Но ведь это я… Ты все забыла, Цветочек?...

- Не смей так меня называть…

Отталкиваю его.

Коля замечает кольцо. В хитрых карих глазах вижу, как бурный поток выносит его творческий разум на мысль, что меня можно добивать.

Тут же жалею, что не сняла.

Сглупила.

- Коль, давай не будем… - стягиваю обручалку и небрежно кидаю в подлокотник.

- Это ведь ты все разрушила, - бывший тут же меняет риторику. Сердится. - Ты сама виновата!

- Пусть