Дженнифер Уайнер - Хорош в постели Страница 59

В последний день моего долгого пребывания в родительском доме, перед тем как вернуться в город и решать, как жить дальше, мы с матерью пошли в бассейн. Я появилась в Еврейском культурном центре в первый раз после того, как узнала, что именно здесь соблазнили мою мать. После этого меня совершенно не тянуло в парную.

Но вот плавания мне недоставало. Это я поняла, стоя в раздевалке и натягивая на себя купальник. Недоставало запаха хлорки и вида пожилых евреек, которые проходили через раздевалку совершенно голыми, ничуть этого не стыдясь, и, одеваясь, обменивались рецептами блюд и домашних средств по уходу за лицом и телом. Не хватало ощущения воды, поддерживающей меня, позволяющей забыть обо всем и плыть, плыть, плыть.

Моя мать каждое утро проплывала милю, медленно, не торопясь, с грацией мастодонта. Я вместе с ней проплыла, наверное, половину дистанции, а потом перебралась на пустующую дорожку и какое-то время плыла на боку, ни о чем не думая. Но я знала, что это роскошь, которую вскоре я уже не смогу себе позволить. Если я хотела принимать решение, времени оставалось в обрез.

Я легла на спину и задумалась о том, что почувствовала во время праздничного обеда в День благодарения. Крошечная машущая мне ручка. Нелепость, конечно. У зародыша, должно быть, и ручек-то еще не было, а если и были, то махать он ими точно не мог.

Я всегда стояла за свободу выбора. Нюфгда не романтизировала беременность, сознательную или случайную. Не относилась к тем приближающимся к тридцатилетнему рубежу женщинам, которые не могут оторвать взгляда от проезжающей мимо коляски с младенцем. Несколько моих подруг вышли замуж и уже успели родить, но большинство, женщины моего возраста или чуть старше, еще даже не задумывались об этом. Я тоже не видела необходимости в спешке. Не считала, что мне пора рожать.

Я перевернулась и лениво поплыла брассом. Я никак не могла отделаться от чувства, что все предопределено и решено без моего участия. Словно от меня ничего не зависит и мне остается только сидеть и ждать, что же будет.

Я раздраженно выдохнула в воду, наблюдая за окружившими меня пузырьками. Конечно, мне очень хотелось вновь услышать голос Бога, чтобы знать, что я поступаю правильно.

– Кэнни!

Мать заплыла на мою дорожку. «Еще два отрезка». Их мы проплыли вместе, рядом. Потом я последовала за ней в раздевалку.

– А теперь скажи, что с тобой происходит? – спросила мать.

Я удивленно взглянула не нее.

– Со мной?

– Кэнни, я же твоя мать. Знаю тебя двадцать семь лет.

– Двадцать восемь, – поправила я. Она прищурилась.

– Я забыла поздравить тебя с днем рождения? Я пожала плечами:

– Вроде бы присылала открытку.

– Так в чем дело? – продолжала допрос мать. – Ты тревожишься из-за того, что стареешь? У тебя депрессия?

Я вновь пожала плечами. Тревога все явственнее проступала на лице матери.

– Ты обращалась к специалистам? Говорила с кем-нибудь?

Я пренебрежительно фыркнула, представив себе, сколь бесполезной в возникшей ситуации окажется маленькая докторша, утопающая в одежде.

– И Брюс, твой бойфренд...

– Бывший, – уточнила я.

– Так ты думаешь о том, чтобы... взять ребенка? «Избавиться от ребенка», – могла бы ответить я.

– Ты беременна, – выставила диагноз мать.

Я вскинула голову, уставилась на нее, челюсть у меня отвисла.

– Что?

– Кэнни. Я твоя мать. Матери об этом знают.

Я обернулась полотенцем, надеясь на то, что моя мать и Таня не делали ставок на мою возможную беременность.

– И самочувствие у тебя такое же как было у меня. Усталость не отпускает. Когда я была беременна, то спала по четырнадцать часов в сутки.

Я ничего не ответила. Не знала, что сказать. Понимала, что в какой-то момент должна начать об этом говорить, но пока не подобрала нужных слов.

– Ты подумала об именах? – спросила мать. Я нервно хохотнула.

– Я еще ни о чем не подумала. Даже не подумала, где я буду жить и вообще...

– Но ты собираешься... – Она не договорила.

– Похоже на то, – ответила я, впервые озвучив эту мысль.

– О, Кэнни! – В голосе матери смешались восторг и ужас. Восторг от перспективы стать бабушкой (в отличие от меня мать не могла пропустить ни одной коляски). Ужас, потому что ни одна мать не пожелает дочери оказаться в такой вот ситуации.

Но именно в ней я и оказалась. Увидела это совершенно отчетливо в тот самый момент в раздевалке. Все будет именно так: я собираюсь родить этого ребенка, с Брюсом или без Брюса, с разбитым сердцем или без оного. Более того, я почувствовала, что такова моя судьба, именно в этом направлении и должна развиваться моя жизнь. Мне лишь хотелось, чтобы тот, кто все это спланировал, подкинул идею или две насчет того, как мне удастся содержать себя и ребенка. Но, поскольку Бог не собирался говорить со мной, по всему выходило, что и этим, кроме меня, заниматься некому.

Мать поднялась, обняла меня, что было где-то неприлично, учитывая, что мы обе еще не высохли после бассейна, а полотенце на ней не сходилось. Но меня это не волновало. Приятно, знаете ли, когда тебя обнимают родные руки.

– Ты не злишься? – спросила я.

– Нет-нет! С чего мне злиться?

– Потому что... ну... все произошло не так, как я хотела... – На мгновение я прижалась щекой к ее плечу.

– Обычное дело, – ответила она. – С этим никогда не бывает так, как тебе того хочется. Ты думаешь, я хотела рожать тебя и Люси в Луизиане, в миллионе миль от моей семьи, с этими ужасными армейскими врачами и тараканами размером с мой большой палец...

– По крайней мере у тебя был муж, – напомнила я. – И дом... и планы на будущее...

Мать похлопала меня по плечу.

– Мужья и дома приходят и уходят. А насчет планов на будущее... мы что-нибудь придумаем.

Самый главный вопрос она задала, когда мы, высушив волосы и одевшись, сели в машину, чтобы ехать домой.

– Как я понимаю, отец – Брюс?

Я прижалась щекой к холодному стеклу.

– Совершенно верно.

– И вы не сошлись вновь?

– Нет. Так вышло... – Разве я могла объяснить матери, когда и как это произошло?

– Не волнуйся, – оборвала она мои попытки найти объяснение моему решению отдаться Брюсу, чтобы хоть на чуточку уменьшить его боль. Мы проехали мимо промышленной зоны, мимо магазина «Овощи-фрукты», перевалили через вершину холма, направляясь к дому. Все выглядело до боли знакомым, потому что ездила я здесь миллион раз, можно сказать, все детство. Я плавала с матерью по субботам, и мы всегда возвращались домой вместе, наблюдая, как просыпаются спящие городки, а дома нас ждал только что отжатый апельсиновый сок, теплые бублики и завтрак, который мы ели всей семьей, впятером.