Отбитая - Кира Романовская Страница 35

— Можешь быть моим девятым братом, Максимка. Хочешь, Громовы тебя усыновят?

— У тебя восемь братьев? — удивился Вадим.

— Да, семь двоюродных и один родной, но нас воспитывали всех вместе, поэтому для меня все одинаковы. Одни мужики у нас в семье — у меня три дяди, двадцать два племянника. На подарках разориться можно!

— А у тебя, Вадим, есть кто-нибудь, братья-сёстры? — спросил его Павлик.

— Нет, никого.

Братья посмотрели на него немного жалостливо, но не она, Катя отвечала ему прямым взглядом, который говорил: «Бывает, чувак, не парься, того не стоит». Обычно женщины, выпытав у него про семью, хотели прижать к своей груди, как маленького ребенка, а потом привязать к своей юбке. Никому не удалось.

— Может кино посмотрим? — предложил Макс.

— Валите домой, у меня сегодня по плану два других брата — Дин и Сэм Винчестеры.

Когда она провожала их у двери, Катя расставила все точки над «ё»:

— Это была разовая акция моей неслыханной щедрости, я для вас больше готовить не буду!

Оставшись одна, Катя вернулась в гостиную и уловила носом еле заметный аромат парфюма Великана, тяжелый, как и он сам. Катерина приглушила свет и подошла к окну — его машина стояла на парковке, он за рулём, сидит и никуда не едет, в руках её книга. Чего ждёт?

* * *

Прогревая двигатель, Вадим вертел в руках книгу, которую ему дала Катя. Книги — воображаемый мир, в который он так любил уходить от реальности в детстве, потому что она была не слишком приятна. В детском доме, в общей спальне, спокойно почитать было практически невозможно, тут же начинались насмешки и издевательства. Когда он стал чуть взрослее и стало понятно, что он крупнее своих сверстников и даже тех, кто постарше, насмешки сошли на нет после пары ударов кулаком. Но он всё равно предпочитал читать в уединении — в библиотеке среди стеллажей книг, сидя на полу.

Он подружился с сухопарой старушкой, которая заведовала маленькой библиотекой, но большую часть времени, сидела в кресле и читала что-то своё. Тётя Лида советовала ему самые лучшие книги, привила книжный вкус. В библиотеку ходило не так уж много детей, поэтому она обратила внимание на угрюмого мальчика, которого ей частенько приходилось буквально выгонять из библиотеки под вечер.

Тётя Лида к нему привязалась, хотя клятвенно давала себе обещание этого не делать, не жалеть этих брошенных детей. Вадим часто помогал ей расставлять книги на полках, она рассказывала о сюжетах, что скрывались за названиями на корешках, а он внимательно слушал.

Время шло, он взрослел, но всё также ходил туда почитать и побыть одному. Старушка дала ему вторые ключи, чтобы он мог приходить, когда захочет, она стала часто болеть и пропускать работу. Вадим отчасти этому радовался, у него появилась первая любовь и они стали уединяться в библиотеке вдвоём. В отсутствии тепла и ласки от родителей детдомовцы довольно рано начинали искать их у противоположного пола. Вадиму понравилась Лена, темноволосая красивая девушка с карими, слегка раскосыми, глазами. В свои четырнадцать она позволяла ему делать с собой всё, что ему хотелось, его первая и последняя любовь.

В шестнадцать он устроился на работу к Игорю, тот был выпускником этого детдома и часто нанимал оттуда ребят, как разнорабочих.

Вадим тогда с восхищением смотрел на этого мужчину, который достиг успеха — своё дело, крутая машина, красивая жена и любовница ещё красивее. Он понял, что можно добиться всего самому и без дома, и без родителей.

Игорь был всегда рад поговорить. Он говорил — Вадим слушал, впитывал всё, чему он его учил. Игорь заставлял его работать больше, чем других, спрашивал с него строже, держал ближе к себе, только спустя годы Вадим понял почему. Чтобы у него не оставалось ни времени, ни сил на улицу, где из таких пацанов, как Вадим, без внятного будущего, она делала тех, у кого будущего нет вообще.

Ближе к совершеннолетию, когда на горизонте замаячила армия, он всё ещё был с Леной и хотел с ней и оставаться, но из армии она его не дождалась, связалась с плохой компанией и полетела по наклонной. Обычная история среди таких, как они оба.

Это были его самые продолжительные отношения, с ней он был не одинок. А что теперь? Ему нравилось жить холостяком, уединённо, без женщины в его доме. Он не особо верил в брак, верность и прочую чушь вроде любви, потому что единственная любовь в его жизни, похожая на ту, о которой он читал в книгах, его предала.

Он отложил книгу на пассажирское сиденье, посмотрел на дом Кати, где горели окна, он не знал, какие из них её. Ему было интересно, если он постучит, она откроет ему дверь? Вряд ли, её посыл был прост и понятен. Зачем он ей сказал, что она ему не нравится? Уже как будто бы это не так.

Вернувшись домой, Вадим открыл книгу, что ему дала Катя. Читать он предпочитал у себя в кабинете на кресле с удобной подставкой для ног. Обе стены занимали книжные шкафы, он по-прежнему чувствовал себя уютнее всего в окружении книжных полок, будто ничего в его жизни за эти годы не изменилось. Всё тот же угрюмый мальчик среди книг и одиночества.

Глава 18. Хочу на свидание

На следующий день когда Вадим зашёл в приёмную, Ирина приветливо поздоровалась и добавила:

— Вы не обращайте внимания, это для Катерины обычная ситуация, — кивнула она в сторону двери.

Толкая дверь Вадим не знал, что от неё ожидать, оказалось, она лежала на полу, задрав ноги на стену. Скрестив ножки и сложив ручки на груди, Катя смотрела в потолок, даже не заметив, что он вошёл. Стиль одежды Отбитой, как всегда, точно соответствовал её хаосу в голове — её мотало от классики до рокерской тематики, а между ними могло быть что угодно.

Сегодня, к примеру, французский мим — чёрные укороченные брюки, лонгслив в чёрно-белую широкую полоску, красные подтяжки и, неожиданно, жёлтые носки, которые выделялись ярким пятном на стене. Вадим подошёл ближе и посмотрел на девушку у его ног, та лениво повернула голову и вытащила беспроводной наушник из уха.

— Здравствуйте, Вадим Алексеевич! Располагайтесь, чувствуйте себя как у меня в кабинете. Я тут раздумываю над сложившейся финансовой ситуацией, попрошу меня не отвлекать. Спасибо.

— Не лежала бы ты на холодном полу, Катя.

— Я лежу