Если только ты - Хлоя Лиезе Страница 32

Надев платье обратно, я стою перед зеркалом. Джиджи всего на несколько сантиметров ниже меня, и у неё мой размер обуви, так что я надела её бежевые туфельки на небольшом каблуке, и они каким-то чудом не сжимают мои пальцы ног. Я смотрю на своё отражение и морщусь.

— Очень много обнажённой кожи.

— Прекрасной кожи, — говорит Джиджи. — Веснушки сейчас очень в тренде.

Шарли склоняет голову набок, изучая меня.

— Ты выглядишь так, будто тебе дискомфортно. А мы этого не хотим.

— Подожди! — Джиджи хватает халат из персикового шёлка и надевает на меня.

— Но это же халат, — говорю я ей.

Джиджи улыбается.

— Это не халат, милая. Это накидка. И она сюда идеально подходит. Можешь в итоге снять её, если в итоге почувствуешь себя комфортно и будешь готова обнажиться посильнее, или же можешь носить её весь вечер. Ты в любом случае будешь выглядеть сексуально и дерзко.

Я смотрю на своё отражение, проникаясь увиденным. У платья глубокий вырез, но я не могу похвастаться большой грудью, так что ткань просто лежит на моей груди и открывает лишь намёк на ложбинку, что меня устраивает. С шёлковой накидкой, прикрывающей плечи и руки, я чувствую себя более расслабленной — слегка выхожу за пределы зоны комфорта, но не слишком.

Я замечаю хмурое лицо Шарли в отражении и озадаченно смотрю на неё.

— Ты выглядишь изумительно, — говорит мне Джиджи. — И теперь ты и чувствуешь себя удивительно, верно?

Я киваю, и улыбка одерживает победу.

— Да, верно.

Джиджи шлёпает Шарли по плечу.

— Вот видишь, Мисс Солнышко. Порадуйся за неё.

Шарли хмурится ещё сильнее. Даже странно видеть мою вечно счастливую подругу такой недовольной.

— Ты выглядишь на миллион баксов, — говорит она, встречаясь со мной взглядом. — И я рада за тебя.

— Так почему ты хмуришься? — спрашивает Джиджи.

Шарли делает шаг назад и снова скрещивает руки на груди.

— Она вот-вот пойдёт танцевать с дьяволом. Вот это меня ни капельки не радует.

***

Я нервничаю, когда следующим утром вхожу в дом Рена и Фрэнки. Мне давно пора поговорить об этом с братом, а я этого избегала. Потому что брат, которому я доверяла самые непростые свои правды, теперь оказывается братом, которому я собираюсь практически соврать.

Я изо всех сил постараюсь быть максимально честной.

Должно быть, Фрэнки ещё спит, потому что я вижу лишь макушку Рена через раздвижные стеклянные двери, ведущие на их террасу. Сделав кружку кофе с молоком, я выхожу на террасу и нахожу своего брата сидящим на шезлонге и закинувшим ноги на перила, пока он смотрит на океан и Паццу, которая носится по песку, гоняясь за своим мячиком. Он оборачивается через плечо и улыбается, затем встаёт, чтобы обнять меня.

— Привет, Зигс.

— Привет, Рен, — после нашего приветственного объятия я опускаюсь на шезлонг рядом с ним и сажусь со скрещенными ногами.

Пацца взбегает по ступеням ко мне, мокрая от солёной воды, бросает мячик к моим ногам и счастливо пыхтит. Я хорошенько чешу ей за ушами, затем, когда она опять подхватывает мяч, я забираю игрушку из её рта и кидаю обратно на песок.

— Итак.

Рен смотрит в мою сторону и улыбается.

— Итак.

— Я, ээ… возможно, переманила твоего друга.

У глаз Рена образуются морщинки, когда он улыбается шире.

— Я слышал.

Слава Богу, что я держу у рта кружку кофе, потому что иначе ни за что бы не смогла скрыть отвисшую от шока челюсть. Скрыв лицо за кружкой, я наконец-то делаю большой глоток кофе. К тому времени, когда я проглатываю и поднимаю взгляд, я уже убедилась, что моё лицо расслаблено.

Себастьян говорил с ним о нас?

— Что он сказал?

Рен попивает свой кофе, смотрит на океан и наблюдает за Паццей, которая гоняется за своим хвостом, а затем бухается на песок и катается по нему.

— О, немного. Только то, что на свадьбе вы поладили — как друзья. Что он знает. как много ты значишь для меня, и что он хотел дать мне знать, что ты в безопасности с ним.

Мои челюсти сжимаются. В безопасности. Будто я какая-то хрупкая вещица, с которой нужно обращаться аккуратно.

— В безопасности, значит? — бормочу я в свой кофе, прежде чем сделать несколько больших глотков.

Рен хмурит лоб. Он разворачивается ко мне, склонив голову набок.

— Тебя это расстраивает?

Медленно выдохнув, я ставлю кружку на подлокотник своего шезлонга.

— Я немного устала о том, что про меня говорят в таких… оберегающих, сюсюкающих терминах. Я уже не маленькая невинная девочка, и даже не подросток с трудностями. Я сильная и способная, и я могу справиться с дружбой с Себастьяном Готье, и вам не нужно затевать какой-то патриархальный разговор о моей «безопасности».

Рен моргает, глядя на меня, и хмурится ещё сильнее.

— Я… понимаю, что ты имеешь в виду. Я не думал об этом в таком плане. Я воспринял это так — Себ признаёт, что он откровенно беспечен с большинством вещей в его жизни, и хочет сказать мне, любящему тебя человеку, что это отношение не распространится на тебя. Содержание его слов успокаивало, да, но в первую очередь важен сам факт, что он это сказал.

Я склоняю голову набок.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что знаю Себа достаточно хорошо, чтобы немножко встревожиться, когда разговор начался и всплыло твоё имя, потому что я видел, в какие проблемы и боль он обычно влезает. Пусть я бы никогда не подумал, что он намеренно втянет тебя в такое, правда в том, что если судить по его прошлому, то ты могла бы нечаянно пострадать за компанию. Так что я оценил его заверения в том, что он осознанно оберегает тебя от подобного.

— И всё равно самое большое облегчение для меня — это то, что он пришёл ко мне