Развод. Мне теперь можно всё (СИ) - Ясенева Софа Страница 3

Фигура у него всегда была что надо. Что в тридцать, когда я зелёной студенткой влюбилась в него без памяти, что сейчас, в его сорок. И да, он по-прежнему красив. По-мужски. Всё же теперь мне противно на него смотреть.

Это тело, которое я знала, любила, хотела — теперь кажется чужим. В нём больше нет тепла. Только холод и измена.

Дима разворачивается и подходит к небольшому шкафу в углу, где всегда хранит сменную одежду на случай форс-мажора. Его движения резкие, резче обычного — он напряжён, раздражён, и, кажется, не может справиться с этой новой для нас обоих реальностью. Переодевается в новую рубашку и возвращается ко мне, делая глубокий вдох, словно набирается терпения.

— Лида, давай поговорим, как взрослые люди. Без истерик.

Я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Истерик? Он действительно думает, что я сейчас начну рыдать, кричать, ломать мебель? Да я стою на обломках нашей жизни и держу спину ровно, как никогда.

— Кто сказал, что я собираюсь закатить истерику? Мне это не нужно. Я всего лишь хочу, чтобы ты понял, что с этой секунды мы с тобой больше не муж и жена.

— На этот счёт я с тобой готов поспорить. Паспорт скажет тебе совсем другое.

— Ты сейчас не в том положении, чтобы заговаривать мне зубы, — говорю, удерживая в голосе сталь, хоть внутри всё дрожит, как лист на ветру.

— Даже не пытался, — поднимает руки вверх. — Всего лишь хочу рассказать, как всё было на самом деле.

— Дай угадаю. Ничего не было, я всё не так поняла?

— Ты всё не так… Да твою мать! — внезапный взрыв ярости, и его кулак с глухим звуком ударяет в стену.

Я вздрагиваю, инстинктивно отшатываюсь назад, сердце колотится в груди.

— Не бойся. Я никогда не подниму на тебя руку, — произносит он уже спокойнее, глядя на меня с тем усталым взглядом, который я раньше считала тёплым. Теперь он просто чужой.

— Я прекрасно это знаю. Такого тебе не спустят с руки СМИ. В этом причина?

Он молчит. Пауза тянется. И когда он, наконец, говорит, голос его звучит глухо:

— Причина в том, что я тебя люблю.

Это должно бы тронуть меня. Но я не чувствую ничего, кроме отвращения и злости.

— Сомнительно, Дим. Скажу банальную вещь, но любящий муж ночевал бы дома. И любящий муж не изменил бы жене.

— Я что, не могу расслабиться по полной раз в год? — бросает на меня тяжёлый взгляд исподлобья, будто обвиняет меня в том, что я смею чувствовать боль.

— Ни в чём себе не отказывай, дорогой. Теперь у тебя на один сдерживающий фактор меньше. Ты ведь свободен, — змеёй шиплю в ответ, но не позволяю слезам взять верх.

Кто бы знал, как мне сейчас хочется вцепиться ему в горло, вонзить ногти, оставить на нём следы. Пусть хоть где-то отпечатается моя боль. Не замечала за собой такой кровожадности раньше. Но и ситуация не рядовая. Мне никогда не изменяли. Никогда так не предавали.

— Ты сейчас в состоянии аффекта. Перенервничала. Ещё и не здорова. Я предлагаю не пороть горячку. Отправляйся домой, пар у тебя сегодня нет. Отдохнёшь, а вечером я приду и мы всё обсудим.

— Как удобно спихнуть всё на меня! — отрезаю. — Я с тобой не хочу разговаривать. Ни сейчас, ни потом. Единственная причина, по которой я всё ещё тут, — это то, что я до сих пор такси не вызвала.

С этими словами демонстративно достаю смартфон, вызываю машину. Пусть видит. Пусть знает: я ухожу. И не оглянусь.

***

Когда я захлопываю за собой дверь квартиры, ноги буквально подкашиваются. Я хотела… нет, я была уверена, что сейчас соберу ему чемодан. Все его вещи — костюмы, носки, галстуки — швырну в чемодан, как он швырнул мою жизнь в пропасть. Но я не могу. Сил нет совсем. Как будто воздух вокруг стал вязким, как кисель, и даже двигаться в нём трудно. Меня бросает в дрожь, ноги подкашиваются.

Я дохожу до спальни и просто падаю на кровать, в обуви, в одежде, даже не раздеваюсь.

Дрожащими пальцами тянусь за телефоном. Захожу в чат с девочками. Они мои подруги, моя опора.

Пишу только одну фразу:

"Мне изменил Толмацкий"

Глава 4 Лидия

"Мне изменил Толмацкий"

Эти слова производят эффект взорвавшейся бомбы. Вибрации и уведомления начинают сыпаться одно за другим. Галя, моя коллега из онлайн-школы, пишет капсом:

"ГДЕ ОН? Я СЕЙЧАС ПРИЕДУ!" — и сопровождает это шквалом сердитых и боевых стикеров, от которых, несмотря на весь накал ситуации, у меня на секунду даже возникает улыбка. Как она умудряется быть одновременно грозной и забавной — загадка.

Марина, работающая в департаменте образования, с холодной яростью в голосе записывает голосовое, в котором спрашивает, дома ли я, и предлагает устроить «мужской разговор» с этим изменником, словно способ решить проблему раз и навсегда.

Таня, хозяйка салона красоты и моя давняя подруга, присылает голосовое с характерным лязгом ножниц на фоне. В её голосе слышится явное возмущение и решимость:

"Лида, я ему причиндалы почикаю! Адрес кидай, где твой ненаглядный".

"Лида, я серьёзно. Ты сейчас одна? Лёшка свинтил?", — интересуется Галя.

Она всегда такая — готовая кинуться грудью на амбразуру, не теряя ни секунды на пустые разговоры. Для неё важны не слова, а действия. В этом её суперсила. Пока Марина с Таней накидают в панамку пару ласковых, параллельно вынашивая планы мести и морального уничтожения врага, Галя успевает приехать, сварить бульон или распить бутылку горячительного, в зависимости от ситуации. Они все разные, но каждая мне дорога и любима по-своему.

Сначала я думаю, что не хочу никого видеть — хочется уединения и тишины. Но молчание давит, и я ловлю себя на том, что совсем одна я не справлюсь. В итоге соглашаюсь — компания сейчас не помешает.

Сказано — сделано. Спустя полчаса Галя звонит в дверь.

— Мать, ты чего такая зелёная? Это тебя так приложило от вида той швабры, что к твоему герою-любовнику в трусы залезла? — деловито подпирает бока Галя, появляясь в дверях с привычной уверенностью и энергией.

— И от этого тоже, — выдыхаю я, пытаясь улыбнуться. — Но на самом деле я никак не могу отойти от вчерашнего. Не знаю, что ещё сделать, чтобы стало легче. Кстати, твой вчерашний совет… сам собой как-то осуществился.

— И как, стало легче? — с надеждой спрашивает Галя, ведя меня в кухню.

— Учитывая, что вырвало меня прямо на Диму, в какой-то момент да. Но ненадолго.

— Ахах! Представляю его лицо, — смеётся Галя, осматривая всё по хозяйски. — Что будем, чай или чего посущественней?

— Прости, Галочка, но я совсем без сил. В холодильнике шаром покати.

— А то, что я имела ввиду, в баре хранится, — подмигивает мне.

— Не упоминай при мне ничего резко пахнущего, иначе рискуешь присоединиться к тому-кого-нельзя-называть, — с улыбкой предупреждаю.

— О, у нас новое правило? — удивляется Галя.

— Я придумала его только что.

— Любой каприз, моя хорошая, лишь бы тебе стало легче.

Галя открывает специальный отсек в кухонном гарнитуре и достаёт бутылку.

— Не против?

— Конечно.

Она включает плиту и объявляет:

— Сейчас я тебе забацаю бульончик. Что-то же тебе надо есть.

— Да не нужно. Мне совсем ничего не хочется.

— Ты что, из-за него собралась себя голодом морить? — приподнимает брови Галя.

В представлении Гали Морозовой диета — самое страшное слово, наравне с голодовкой. При том, что Галя — женщина весьма пышных форм, это нисколько не мешает ей оставаться очаровательной и желанной. Мужчины вокруг неё всегда в изобилии. К слову, именно она крутила пальцем у виска, когда я, в свои двадцать, через месяц после знакомства с тогда ещё будущим мужем, с полной серьёзностью ответила "да" на его предложение.

— Нет. Я обязательно поем, потом, — успокаиваю я её.

— Вот на потом и сварю, — решает она, включая плиту. — А ты пока расскажи, что и как там у вас случилось. Насколько всё плохо по шкале от одного до десяти?