Красивый. Наглый. Бессердечный - Кира Туманова

Красивый. Наглый. Бессердечный

ПРОЛОГ

Знаешь, как бывает: первый шрам – самый глубокий

- Ну что, какого цвета её трусики? - Чей-то нетрезвый голос заставляет меня отпрянуть от Кира.

Губы, ещё влажные от поцелуя, инстинктивно тянутся к Киру. Щёки горят от мягкого прикосновения его ладоней, по венам сладко бегут и взрываются пузырьки шампанского...

Но, последовавший за фразой оглушающий взрыв хохота обрушивается на меня, как пыльный мешок.

Оборачиваюсь, не смея поверить в происходящее.

За спиной мутные пятна лиц.

Шарю рукой по кровати, нащупывая очки. Судорожно напяливаю их на нос, и окружающий мир приобретает чёткость.

Лучше бы я этого не видела!

Перед глазами плывёт хоровод искажённых пьяным весельем лиц. Наверное, здесь собрались все гости!

Взглядом выхватываю из толпы бледное лицо своей одногруппницы Полины. Покосившись на окружающих, Полина криво улыбается. Она тоже, с ними?

Пульс зашкаливает настолько, что его ритм отдается в висках барабанной дробью. Смех смазывается, будто пробивается через густой туман.

Впиваюсь взглядом в Кира. Он тыльной стороной ладони брезгливо ведёт по губам – дьявольски притягательным и порочным.

Одним движением стирает мой поцелуй. Дыхание перехватывает от этого презрительного жеста.

- Трусики? - Кир шутовски наклоняется, заглядывая за моё бедро. - Белые. В цветочек! – Самодовольно щерится.

Дернувшись, оправляю юбку. Кажется, цвет моих трусов не тайна уже для всех.

Очередной взрыв хохота заставляет меня прижать ладони к пылающим щекам. Смотрю в глаза Кира, они пустые и равнодушные, как пластиковые пуговицы.

Раньше я не думала, что карие глаза могут быть такими безжизненными, обычно в них плещется огонь. Но сейчас...

Беззвучно открываю рот, хочу выплеснуть на Кира всю ярость, боль и унижение, но спазм злости и обиды сковывает горло.

- На кружевные мамка денег не дала?

- Да откуда у её мамки деньги?

- Не ожидала детка, что ей здесь что-то обломится...

- Гляньте, она от счастья язык проглотила!

- Бледная моль...

Остроумные комментарии долетают до меня, как сквозь вату.

- Заткнитесь все! – рявкает Кир.

Гомон тут же стихает.

В наступившей тишине, Кир медленно ведёт ладонью по моей щеке, и я вздрагиваю, как от удара током.

- Ты хорошая девочка, - лёгкая ухмылка трогает его губы. – Только в следующий раз трусики снимай заранее.

Вскакиваю на ноги и стискиваю кулачки. Тяжело дыша представляю, как моя ладонь впечатывается в это красивое лицо, которое по прихоти судьбы досталось конченому подонку.

- Эй, ты чо... – Кир, предусмотрительно хватает меня за руку, - Обиделась что ли? Это же шутка. Просто игра, что такого-то?

Его прикосновение обжигает меня пламенем ненависти. Выдёргиваю руку из его захвата, разворачиваюсь на каблучках и бегу вон отсюда.

- Эй, стой! – Вслед летит приказ, но я уже берусь за ручку двери. – Кто-нибудь снимал наш фееричный поцелуй или я зря её слюнявил?

Последняя фраза Кира размазывает меня окончательно. На секунду останавливаюсь, опустив голову и прикрыв глаза, делаю глубокий выдох, чтобы найти силы двигаться дальше.

- Глянь, Кир, ей понравилось, передумала... - звучит очередная скабрезная шуточка за моей спиной.

Толкаю дверь и выскакиваю из комнаты. Бегу прочь.

Подальше от всех!

Подальше от позора!

Мой первый поцелуй! И он мог стать самым сладким, если бы не оказался таким унизительно-горьким.

Мерзким.

Пропитанным вкусом моих слез и его пренебрежения.

Глава 1

Главное разочарование отца — это осознание, что его гены дали сбой

- Вставай! – Громкий окрик отца бьёт по ушам. Не размыкая глаз пытаюсь натянуть одеяло на голову, но оно стремительно уползает, оголяя ноги.

- Чёрт, холодно же... – Пытаюсь скрутиться калачиком на диване и бормочу. – Пожалуйста, я посплю еще минут шестьсот-восемьсот...

Нашёл, кого молить о сострадании. Мой отец – безжалостная машина правосудия, прокурор городского округа.

- Тусовщик хренов! Вставай немедленно! – Гневные вибрации в голосе отца не предвещают ничего хорошего. – Что здесь вчера было, бездельник?

Оу-у, началось...

Отец продолжает орать – выплёвывает фразы быстро и яростно, но я не понимаю их смысл.

Слова превращаются в отбойные молотки, выстукивающие дробь на страдающих извилинах.

Как же задолбал!

Сейчас начнутся часовые нотации над моим ещё не протрезвевшим организмом.

Не открывая глаз, приподнимаюсь на локтях и вяло опускаю ноги на пол. Придерживаю раскалывающуюся голову.

Как пить хочется...

- Мне надоело, - Продолжает сотрясать воздух отец. – И это мой сын?! Поз-з-з-з-з-орище!

Звенящее слово, разрывает воздух. Влетает в мозг, терзая его.

Когда он заткнётся?!

С трудом разлепляю опухший глаз. Свет бьет по зрению беспощадно, будто мне зарядили в глаз мелкой дробью.

Прикрываю лицо ладонью и хрипло рычу ругательства.

- Ты поговори мне ещё... Сраный бездельник! На меня смотри!

- Батя, есть минералка? – Зажмурившись, смачно зеваю и протягиваю руку.

Во рту словно сдохло и активно разлагается стадо диких бизонов.

Глоток водички, и я готов буду к диалогу.

Вяло покачиваясь тяну к отцу руку. Вместо минералки получаю ощутимый хлопок по ладони и грозный рык.

– Ты охренел вконец?!

Ох, уж эти прокурорские беспощадные замашки.

Шарю рукой по дивану и нащупываю плед. Набрасываю его себе на голову, как бедуин, и, приподняв свинцовые веки, фокусируюсь на внушительной фигуре отца.

Он нависает над моей безжизненной тушкой, крепко сжимая кулаки. На виске бьется синяя жилка, брыли побагровели и нервно вздрагивают.

У папаши, кажется, сейчас случится сердечный приступ.

Ну и пох!

Равнодушно созерцаю руины, в которые превратилась гостиная, поворачиваясь всем корпусом. Если бы я мог охренеть от происходящего, я бы так и сделал. Но пока могу только громко икнуть.

- Простите... – Свожу под подбородком плед крест-накрест, как платок. - Пап, ну чо ты... Горничная сейчас придёт.

Пытаюсь снова завалиться на бок, но плечо сжимает железная хватка.

- Ты сейчас пойдёшь в душ, приведёшь себя в порядок, а потом мы поговорим.

- Да пошёл ты! – Цежу сквозь зубы.

Ладонь отца впечатывается в меня звонкой и хлесткой пощёчиной, выбивая хмель.

Голова дёргается, стукаясь о спинку дивана. Скрючившись прижимаю руку к щеке, злым зверьком смотрю в сощуренные глаза отца.

От него исходит