(Не)образцовый айдол Восточной Старшей (СИ) - Мэри Блум Страница 32

— Оденься! — тут же потребовала Катерина, снова пытаясь забраться сверху.

— Только если честно признаешь, что приревновала! — навис я над ней своим шикарным спортивным телом.

— Я сейчас уйду, — пригрозила она, отступая, делая шаг назад.

— Уверена? — улыбкой Джокера встретил я ее отступление. — А может, ты хочешь обратного? — и щелкнул ремнем на свои брюках.

— Если ты снимешь штаны, — натянула К покер-фейс, — ты в этой комнате останешься один!

В покере есть момент, когда надо решить, готов ты повысить ставку или поведешься на блеф противника. Что касается меня, то я всегда знал, что выбрать. Я всегда рисковал.

— А если я хочу проверить? — вжикнул я молнией ширинки.

— Считай, проверил, — сверкнула зараза глазами. — Пока!

И, резко развернувшись, обогнув меня, спешно зашагала к двери. И ведь это же явный пас, однако такое ощущение, что она уносила весь банк с собой как победительница! Что поделать, Катерина всегда играла не по правилам.

— Да стой, стой! — окликнул я ее, застегивая ширинку обратно. — Почему тебя никогда нельзя переспорить?

— Потому что логика, — обернувшись, замерла она на пороге, — не твоя сильная сторона.

— Зато у меня член большой!

— Вот об этом и речь, — закатила К глаза и шагнула прочь из моей комнаты.

Ну почему игру начинаем с одинаковыми картами, а у нее все равно по итогам остается больше? Всегда уносит больше, чем принесла! А мне хорошо, если остается хоть пара фишек как сувениры.

— Может, хоть разбанишь меня? — бросил я ей вслед.

— Ложись уже спать, — повернулась она ко мне из полумрака коридора, — устало выглядишь, — и ушла…

И теперь тишину моей комнаты нарушал только гудящий смартфон.

Тим: «Ну давайте без баб»

Тоха: «Ну окей»

Жека: «Тогда что? Просто набухаемся?»

Егор: «Жестко набухаемся!»

Серый: «Я за!»

Вовчик: «ЗА»

Тим: «За»

Тоха: «за!»

Олег: «И я за! Что еще делать-то без баб?»

Сброшенная майка все еще валялась на кровати — вывернувшаяся с изнанки наружу, когда я ее снял. Хотя где тут сейчас изнанка? «Я МОГУ БЫТЬ НОРМАЛЬНЫМ ПАРНЕМ». Я могу быть нормальным парнем?.. Что бы сделал нормальный парень? Он бы просто набухался с пацанами. И начал бы писать бухие голосовые бывшей…

Я переключился из этого длиннющего чата в другой, где, кроме меня, был всего один человек, но чат был в десятки раз длиннее. В последнее время, правда, не обновлялся.

Пользователь «Достать, чтоб разбанила!» вас забанил

Некому мне писать эти голосовые. Так какой тогда смысл бухать?

— Ложись уже спать, устало выглядишь…

А ведь хороший совет. Вечеринок в доме теперь не будет, занятий английским тоже, доставать некого, любить тоже, так что можно лечь пораньше и наконец уже выспаться. Хоть сегодня-то, надеюсь, смогу.

Я: «Не, я лучше спать»

Серый: «Ну какое спать? время еще детское!»

Олег: «ты прикалываешься?»

Вовчик: «Ну Мишель, блин!!!»

Тим: «Мишель, ты где?»

Егор: «Мишель, ау?»

Жека: «ау?»

Тоха: «ауууу?»

Олег: «Походу, он слился…»

Жека: «И что тогда? Бухаем или с бабами?..»

Иногда мне снятся дурные сны, иногда мне снятся кошмары. Вот топ один последних месяцев, приходящий так часто, что уже не «иногда». Темный тесный клуб, громкая музыка, бьющие огни со сцены. В полумраке вокруг бесится народ. Мы стоим с моей бывшей — тогда еще не бывшей — в укромном уголке у колонны, оба смотрим на сцену. Она передо мной, я за ней. Обнимаю ее, чтобы не потерялась в темноте, потому что она вся в черном. Черные свободные джинсы, черная футболка, черные волосы по плечам. А я в белом — белая рубашка, белые брюки. Она в черном, а я в белом — мы с ней как шахматные фигурки, которые просто не могут делить одну клетку, и по ходу партии кто-то кого-то неминуемо должен срубить. Но не в эту ночь.

Пока же я держу ее за талию, крепко держу, чтобы не исчезла еще ненароком. Она слушает музыку, покачивает в такт головой и телом. Мои пальцы скользят по тонкой полоске кожи между ее джинсами и футболкой, ощущая, как этот кусочек нагревается от моих прикосновений. Пока одна моя рука остается на талии, другая прокрадывается выше и в темноте, где нас никто не видит и никому до нас нет дела, ложится ей на грудь. И, поглаживая, понимаю, что она как всегда без лифчика. Что за привычка, честное слово? Я мну ее, лаская и сжимая, пока не становится твердо, пока горошины сосков не царапают мне ладонь. Она в ответ прижимается ко мне все плотнее, пока и у меня не становится твердо. А затем с ухмылкой поворачивает голову, и я ухмыляюсь в ответ. Мы долго-долго смотрим друг другу в глаза, а потом я подхватываю ее за подбородок, мягко тяну к себе и… просыпаюсь.

И этот сон мне снится раз за разом. Чертов кошмар! Про него уже можно сказать, что он меня мучит. Раз за разом, ночь за ночью я пытаюсь, но все не могу ее поцеловать…

И вот опять я проснулся где-то в перерыве между ночью и утром. Ну знаете, говорят три часа ночи, но четыре часа утра. Вот где-то там и проснулся.

Уже зная, что легко снова не усну, распахнул тумбочку и вытащил свое успокоительное. Думаете, таблетки или курево? Журнал с голыми бабами? Куриная лапка? Ха! Если б что-то из этого помогало, я бы комнату уже в курятник превратил! То, что я в итоге вытащил, тоже не особо помогало, но хотя бы успокаивало. По-хорошему эта вещь мне уже не принадлежала, но хранилась у меня. Мне ее подарили в минуту триумфа, когда поставил рекорд, когда вступил в команду, и я настолько ею дорожил (без сарказма), что тоже подарил. Просто хотел поделиться с ней всеми этими успехами.

— Твоя спортивная толстовка? — спросила она, разворачивая подарок. — Думала, ты ее любишь…

— Есть то, что я люблю и больше. Давай примерь! Моя девушка будет ходить в моей толстовке по моей школе королевой! Классно, да?

— Королевой? — усмехнулась она, как обычно начиная выделываться. — В твоей толстовке? По твоей школе?

— Да, в моей толстовке, по моей школе, моей королевой! А еще всегда будешь пахнуть мной! Ну давай уже, примерь…

— Потом, — попыталась отложить мой подарок эта вредная зараза. — И потом я еще не определилась со школой…

— Сейчас, — настаивал я. — И со всем ты уже определилась!

— Потом!

— Ну ладно, ты потом, а я сейчас! — и потянул толстовку ей на голову.

— Дурак! — отбиваясь,