Дело о Черном Удильщике - Мария Карапетян Страница 37

Лаврак достал из кармана два мореона и вложил монеты в морщинистую ладонь, грубо вдавив их в плоть.

— Ничего страшного. Это было давным-давно. — Койкан зашагал к выходу и, не оборачиваясь, попрощался: — Спокойной ночи, господин Спрут.

На улице было темно и шумно: надоедливые торговцы мешались под ногами и, переругиваясь между собой, создавали непрерывный галдеж. Они повсюду расставили свои грязные прилавки, на которых валялась ритуальная чепуха: вонючие рыбьи головы, украшенные облезлыми бусинами, завядшие венки, кособокие деревянные кораблики, вырезанные из дерева, и дешёвые перекошенные свечи. Лаврак не любил выходить из дома. Если Удильщику было нужно что-то конкретное, он предпочитал отдавать поручения приближённым. Но в этот раз волнение перед важным событием одолело его и мужчине понадобилось прогуляться, чтобы немного развеять густой туман тяжёлых мыслей.

— Венки из морского плюща и кости святого леща! — горланили зазывалы, действуя ему на нервы.

Чёрный Удильщик ускорил шаг, желая выбраться из смердящего стада глупых животных, как вдруг в него врезался человек. Коробка с мышами, которую мужчина держал в руках, опасно подпрыгнула, и грызуны, испугавшись, запищали. Койкан пошатнулся и сделал шаг назад, удивляясь силе внезапного удара.

— Смотри, куда идёшь! — сквозь зубы произнёс Лаврак, разглядывая взволнованного незнакомца, который шарил глазами по прохожим.

Нахал не обращал на него внимания и искал кого-то в толпе. Наглец был невысокого роста, отчего постоянно поднимался на носочки. Это слегка позабавило Удильщика.

— Извините, — отчеканил коротышка, встретившись с Койканом взглядом, — я очень тороплюсь.

В следующее мгновение глаза незнакомца помутнели, волнение сползло с лица, а сам он как будто остолбенел. Лаврак изумился произошедшей перемене, и его настигло воспоминание о своём первом видении. Оно было коротким, не несло никакой информации и напугало маленького Сибаса, который в этот момент находился рядом. Мальчик громко плакал и звал родителей, потому что старший брат перестал отзываться, оцепенел и его лицо приобрело оттенок замороженного льда. «Держи свой дар в узде, сын, не позволяй людям понять, кто ты» — слова отца больно отозвались в душе. Задумайся Койкан тогда о том, что родители смертны, он бы меньше молчал и больше спрашивал. По детской наивности мальчик считал, что близкие будут жить вечно и всегда смогут помочь дельным советом. Разумеется, это было не так. Прошло еще много времени, прежде чем мальчик научился скрывать бросающийся в глаза рефлекс. Удильщик изумлённо поднял брови — перед ним стоял неопытный дилетант. Коротышка явно ничего не знал об истории своего народа, раз мог позволить себе так бесстыже выставлять свой дар на всеобщее обозрение. Лаврак осторожно оглянулся по сторонам и подошел ближе, загораживая идиота от любопытных глаз. Что-то странное было в нём: сама его сущность, душа была не такой, как у всех. Чёрная, она извивалась, словно червь, и источала мерзкий запах. Койкан нахмурился. Он ни разу не встречал ничего подобного.

— Прошу прощения, — незнакомец слегка тряхнул головой. Взгляд, прояснившись, стал прежним, а на лицо вернулись озабоченность и тревога. Он бросился прочь и вскоре смешался с толпой. Чёрный Удильщик посмотрел ему вслед и решил, что обязательно должен найти недоумка, после того как закончит свои дела.

Едва Лаврак перешагнул порог дома, на него навалилась усталость. Ноги отяжелели, плечи опали, как будто на них положили что-то тяжёлое, а в мыслях, подобно заевшей пластинке, крутилась надоедливая песенка артистов. В гостиной было тихо. Огонь в камине почти погас, и поленья, догорая, еле слышно потрескивали. Угли мерцали в полумраке, словно живые, и напоминали драгоценные камни. С улицы послышалось бормотание Аппеля, который вышел во двор, чтобы выкурить очередную сигарету.

Дверь в комнату, где находилась Мария, была чуть приоткрыта, но звуков из помещения не было слышно. Койкан утомлённо вздохнул. Как сильно изменится ситуация, после того как будет проведен ритуал? Удильщик не знал. Он снял верхнюю одежду и, осторожно ступая по скрипучим ступеням, не спеша поднялся на второй этаж в свою скромно обставленную спальню.

— Принес для тебя небольшой подарок, — объявил мужчина и положил покупку возле аквариума. Грызуны чуть попискивали и вяло копошились внутри тесной картонной коробки. — Ведь завтра у тебя день рождения, милая.

Лаврак запалил фитиль, и щука, испугавшись, резко вильнула хвостом и разинула пасть, полную острых зубов. Золотая чешуя красиво заискрилась в свете зажжённой лампы, и муж позволил себе полюбоваться женой. Это было странно, до боли отвратительно, но мужчина ничего не мог с собой поделать. Он наклонился и посмотрел в чёрные глаза, желая уловить в них знакомый проблеск сознания. Рыба ткнулась в толстое стекло своей удлиненной мордой и застыла, как будто изучая Койкана в ответ. Сердце защемило. Дыхание сбилось. По лицу пробежала судорога, и Удильщик, не выдержав, отвел взгляд.

— Только будь аккуратнее, Анна, — он не спеша открыл коробку, взял мышь за тонкий розовый хвост и поднял её над аквариумом. — Чтобы не пришлось менять воду, как в тот раз.

Грызун обессиленно повис, двигаясь по инерции из стороны в сторону. Измученный духотой, он уже не издавал звуков и почти не шевелился. Щука осторожно высунулась из воды и послушно раскрыла пасть. Койкан опустил мышь прямо в щетинистую глотку, и рыба щёлкнула зубами, заставив Лаврака резко отдёрнуть руку.

— Умница, — похвалил Анну муж, после чего проделал то же самое со вторым грызуном.

Из открытых жабр в аквариум просочилось несколько капель крови, но они быстро исчезли, растворившись в чистой воде. Щука сделала круг и опустилась на дно, медленно шевеля прозрачными плавниками. Это означало, что рыба вдоволь насытилась и некоторое время будет занята перевариванием пищи.

— В следующий раз принесу лягушек, — пообещал он. — Знаю, их ты тоже любишь.

Лаврак уселся на стул и крепко задумался. Положил голову на руки и сквозь толстое стекло принялся разглядывать искрящиеся в полумраке чешуйки, пятнистый узор на продолговатом теле, сверкающие глаза-бусины. Он размышлял о предстоящем ритуале и боролся с порывом записать вопросы, которые хотел задать духу провидца, на листок бумаги. Сомнений не было: попытка увенчается успехом — он уже видел это в пророчестве. Чёрный Удильщик досадливо хмыкнул и нахмурил брови: цена за ответы была слишком высока, но мужчина давно смирился с будущим. Он открыл верхний ящик стола, достал из-под кипы бумаг маленький листок, сложенный пополам, и повертел его в руках. «Может быть, в этот раз я слишком легко согласился с тем, что события, которые являются в видениях, непременно должны остаться такими, какие есть?» — подумал Лаврак, разворачивая старую записку. «Правильно ли вмешиваться в будущее, пытаясь изменить ход событий? И зачем Создатель искушает нас принимать решения, идущие вразрез с его собственным замыслом?»

Койкан прикрыл невидящий глаз, отставил листок на расстояние вытянутой руки и пробежал глазами по выцветшему тексту: «Когда я вырасту, то хочу быть похожим на тебя, брат. Извини, что испортил твою любимую пластинку». Почерк был детским, неровным. Буквы плясали и налезали друг на друга. Мужчина грустно улыбнулся. Бережно провёл пальцами по сгибу, сложил листок, убрал обратно вглубь ящика, спрятав его под груду ненужных документов, и, погасив лампу, вышел из комнаты.

Аппель вернулся с улицы и, развалившись, уселся в кожаное кресло, принадлежащее Чёрному Удильщику. Увидев, как начальник спускается с лестницы, громила подскочил и шумно приземлился на диван, который стоял напротив. Сделал вид, что старательно разглядывает грязь, скопившуюся под ногтями, и театрально вздрогнул, заметив Койкана. Лаврак закатил глаза.

— Сибас не заходил, пока меня не было? — спросил он, подкидывая в камин пару внушительных поленьев. Ответа не последовало. Удильщик опустился на своё любимое место возле очага и потёр замёрзшие руки.

Аппель что-то пробормотал себе под нос, и мужчина вышел из себя:

— Мямля, твою мать! Сложно ответить на простой вопрос⁈ — гаркнул он на подчинённого.

Громила вжался в диван и виновато проскулил:

— Ваш брат выходил из подвала, когда я вернулся. — И попытался успокоить разъярённого начальника: — Ничего не пропало, клянусь. Я проверил — все составляющие на месте.

— Идиот! С чего бы Сибасу красть отрубленные пальцы, вырванный язык и глаза⁈ — рявкнул