Фельдшер-как выжить в древней Руси - Людмила Вовченко

Фельдшер-как выжить в древней Руси

Глава 1

ГЛАВА 1.

Где Людмила надеялась, что умрёт красиво, а очнулась — в шкуре варёного пирожка

Людмила Андреевна Колосова всегда считала себя женщиной практичной.

Слишком практичной, по мнению бывшего жениха, который ушёл к фитнес-тренеру, заявив, что «жизнь со скорой — это токсичные отношения втроём». Люда не обиделась. Она вообще редко обижалась — было некогда. Когда ты фельдшер, ты чаще всего в дороге, в крови, в адреналине, и сто раз подумаешь, прежде чем тратить эмоции на кого-то, кто не знает разницы между гипогликемией и литрами крови наружу.

Семья у неё была странной: мать — учитель биологии, отец — учитель истории, и дома обсуждали не погоду и сериалы, а:

— Людочка, — говорила мама над тарелкой борща, — ты помнишь, что плесень может спасти жизнь? Пенициллин — это ведь…

— Мама… — Люда закатывала глаза. — У меня сегодня было два инфаркта, одна черепно-мозговая и дед, застрявший попой в качелях. Я хочу просто поесть.

— История повторяется, — вздыхал отец. — В Древней Руси князья гибли из-за родовых ссор, а у нас — из-за качелей.

Она смеялась. Она умела смеяться — громко, звонко, так, что на базе скорой к ней бежали коллеги «подзарядиться оптимизмом».

И всё бы было хорошо, если бы не один ночной вызов.

* * *

Они ехали быстро. Слишком быстро. Водитель — Артём, парень из тех, кто умел управлять «ГАЗелью» так, будто это хищный зверь, созданный для рывков и аварийных манёвров.

— Адрес такой-то, мужчина, предположительно инсульт! — крикнул диспетчер через рацию. — Работать быстро!

Люда поправила укладку под медицинской шапочкой, поправила перчатки, проверила укладки с лекарствами и привычно выдохнула:

— Ну что, пацаны. Готовимся спасать мир. Всем по героизму — за мой счёт.

Она не помнила удара.

Только звук. Хруст металла. Чей-то вскрик. Боль — короткая, как выключатель.

А потом — тишина.

* * *

Когда она очнулась, первое, что почувствовала — запах. Не больницы, не бензина, не антисептика.

Запах дыма, кислого молока, прелых трав, шерсти и… коз?

— М-да… — хрипло выдохнула Люда. — Кажется, кабаны решили открыть клинику.

Она попыталась подняться — и замерла.

Это было не её тело.

Живот упёрся в колени, будто она легла на собственную авоську с картошкой.

Грудь… Господи. Где её нормальные аккуратные формы? Это было… много. Слишком много.

А кожа. Она провела рукой по лицу и едва не застонала:

— Да что ж за дерматологический апокалипсис здесь случился?..

Пальцы наткнулись на прыщ. Второй. Третий. Лоб — как лунный ландшафт.

— Так, Люда… Ты медик… Ты профессионал… — зашептала она. — Прыщи бывают. У подростков. У беременных. У… демонов, наверное. Но почему НА ТЕБЕ?

Интересно. Может, это ад? Ад, где нет косметологов.

Она взглянула на волосы.

Тёмная косма свисала к плечу, спутанная, засаленная, пахнущая так, будто её варили вместе с капустой.

— Всё. Понятно. Я не умерла. Я на кухне у бабушкиной соседки, которая не признаёт шампунь.

Она огляделась. Изба. Тяжёлая резная кровать. На стене — вышитые обереги. В углу — сундук, тоже резной, знакомый по картинкам из учебника отца. Из печи тянуло теплом и треском поленьев.

— Либо это очень дорогой квест… — пробормотала она, — либо меня выбросило в историческую реконструкцию. Только, интересно, где актёры с айфонами?

Дверь скрипнула. Вошла девочка лет семи, с огромными серыми глазами и косой, перевязанной красной шерстяной тесьмой.

— Мамка… — девочка подошла ближе. — Ты жива?

Люда едва не сказала: Какая мамка, я же бездетная!

Но слова застряли. Ведь ребёнок смотрел на неё так, будто потеряет душу, если услышит неправильный ответ.

— Конечно… жива, — Люда попыталась улыбнуться. — А ты кто у нас?

— Пелагея, мамка. Ты ж забыла? — девочка нахмурилась. — Тебя же лихо хвата́ло, ты кричала, билась, а потом три дня спала без памяти. Бабы наши знахарские думали — всё, в Навь ушла.

Навь. Люда знала это слово. Из отцовских рассказов.

Древняя Русь.

Не реконструкция.

Не сон.

И, скорее всего, не психиатрическая больница, хотя шанс оставался.

Она сглотнула:

— Пелагея. Хорошо. Поняла. А… где твой отец?

— Помирать пошёл, — просто сказала девочка. — Княжеские люди с драки принесли. Ты сорок дней назад в голос выла, кляла судьбу и землю, а потом велела всех прогнать.

Люда закрыла глаза.

Ну да. Прекрасно. Она — в теле властной, неприятной барыни, которую боялись и ненавидели.

Она вдохнула.

Справится ли фельдшер, привыкший латать людей в XXI веке…

с деревней, где лечат заговором и копчёным луком?

Люда открыла глаза и твёрдо сказала:

— Пелагея. Принеси… зеркало.

— Зерка́ло? — девочка перекрестилась. — Мамка, оно ж сила тёмная! Небось опять бесы в тебя войдут!

— Детка, — устало сказала Люда, — поверь. Бесы во мне уже, причём, кажется, дерматологического профиля. Неси.

* * *

Когда перед ней поставили тусклую медную пластину, Люда поняла две вещи:

1. Её новая жизнь будет чудовищно сложной.

2. Она не сдастся.

Да, она толстая, прыщавая, лохматая, как печёный боров в яблоках.

Да, в деревне её не любят.

Да, у этой «Миланы» была репутация почти ведьминская.

Но Люда умела одно: выживать и вытаскивать людей с того света.

А значит…

Она улыбнулась своему чудовищному отражению:

— Ну что, Милана… раз уж мы обе в одном теле…

Давай научим эту землю медицинской помощи, которую она не видела.

Пелагея удивлённо моргнула.

А Людмила-Милана поднялась, пошатываясь, и велела:

— Принеси воды. Грелку. Чистой холстины. И, если найдётся, — мёд.

У нас, доченька, много работы.

И, возможно…

Новая жизнь начинается именно так.

С запахом дыма.

С тяжёлым телом.

С прыщами вселенского масштаба.

И с шансом переписать собственную судьбу.

Глава 2

Глава 2

…в которой барыня Милана обнаруживает, что быть грязной — это диагноз, а не судьба

Сознание возвращалось медленно, как будто кто-то разворачивал его, слой за слоем, как старую холщовую тряпицу. Сначала — запах. Такой густой, что им можно было намазать хлеб: дым из печей, конский пот, кислые салазки капустного рассола, овечья шерсть, перегар… и что-то ещё, острое, ударяющее в мозг, словно нашатырь, только натуральный, деревенский — чистая моча.