Академия Слов - Сенни Роверро Страница 25

аудитории появился весьма колоритный субъект. Высокий, худощавый парень с растрёпанными смоляными кудрями, ниспадающими до лопаток, благодаря благородным утончённым чертам бледного как мел лица мог бы напоминать какого-нибудь лорда прошлых веков, если бы не одно «но» – остальной его внешний вид.

Чёрная широкая футболка с черно-белым портретом Горшка из группы "Король и шут", по меньшей мере на два размера больше, чем нужно. Поверх неё расстёгнутая косуха с многочисленными металлическими заклёпками в лучших традициях то ли готов, то ли панков - выбирайте кто вам больше нравится. Потёртые джинсы, естественно тоже чёрные, и чёрные же массивные берцы с цепями. На плече наискось весела большая чёрная с болотно-зелёным сумка с крышкой "внахлёст", увешенная кучей значков. У меня он почему-то всегда ассоциировался с молодым Сириусом Блэком из "Гарри Поттера". Звали этого балбеса Виктор – серьёзное имя при абсолютном отсутствии серьёзности в характере.

Окинув аудиторию взглядом, он нашёл меня, всплеснул руками, словно не виделись пол века, сверкнул карими глазами и воскликнул:

– О, Белка! Жива? Что ж тебя Тьма не приберёт никак?!

Взбежал ко мне по ступенькам, склонился, я чуть приподнялась. Мы обнялись, обменялись поцелуями в щёки, и я усмехнулась:

– Тьма меня поберёт не раньше, чем тебя. Вернулся-таки из этих своих Англий?

Краем уха при этом слышала тихую беседу Таньки и растерявшегося профессора.

– Это кто и что? – поинтересовался Соколов.

– Это Виктор. Тот самый "отличник с двойкой по поведению" из анекдотов, – заговорческим полушёпотом ответила ему Татьяна. – Почти гений, но общественные нормы игнорирует начисто. А вот "что" это никто так и не понял. Их отношения с Мирой, коль скоро вы спрашиваете о них, нечто неизведанное. Их слова друг на друга не действуют, то бишь говорить они друг другу и друг о друге могут что угодно и абсолютно без последствий, чем и пользуются. Но стоит их поставить в пару, и их сила начинает поражать. Можно сказать, они друг друга одновременно нейтрализуют и усиливают в зависимости от их желания. Как и почему – науке не известно. Род их взаимоотношений так же не определён обществом. Их нельзя назвать ни друзьями, ни врагами, ни товарищами, ни неприятелями, ни братом с сестрой по духу, ни любовниками, ни влюблёнными, хотя они напоминают всё это в зависимости от ситуации и точки зрения. У меня есть подозрение, что они друг для друга всё это разом, только без физической близости.

"Ну и расписала," – мысленно хмыкнула я.

– К тебе, милая, я вернусь хоть с того света, – пообещал тем временем Вик, хмыкнув.

Да, одной из прелестей нашего общения было то, что в наших разговорах любой, даже самый чёрный юмор, любой сарказм, любая ирония, да вообще всё, что угодно словесного происхождения было абсолютно безопасно. Можно было отводить друг на друге душу.

– Лучше бы ты вернулся не ко мне, а к своей парте, – фыркнула я, делая вид, что ни капли не рада его возвращению из путешествия с родителями – он знал, что рада. – Садись и заканчивай срывать пару. У нас новый профессор, не порть впечатление о себе прям с ходу. Сам знаешь, это удовольствие лучше смаковать.

– Понял, сестрёнка, – хмыкнул Вик и сел на своё законное место прямо за мной.

Стул за мной, вне зависимости от аудитории, всегда пустовал, если его не было в Академии. Это было своеобразное негласное правило – место за мной принадлежит только ему. Почему так сложилось не знали даже мы сами.

Усевшись на место, Вик громогласно, с весельем закоренелого "раздолбая", коим он и был, обратился к Соколову:

– Прошу прощения, профессор, я думал в аудитории будет человек привычный.

– Если бы знали, придумали бы что-нибудь более эффектное? – усмехнулся светлый, кажется совсем не злясь. Наоборот, Вик ему словно бы был симпатичен.

– Схватываете на лету, – развязно подмигнул Вик, вольготно разваливаясь на стуле и закидывая ногу на ногу. – Всё, до конца пары обещаю не мешать.

– Буду благодарен, – кивнул Соколов и преспокойно продолжил занятие, как будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Во истину стальные нервы.

После пары мне на телефон пришло сообщение от дяди: "Ну и зачем ты согласилась? Я же предупреждал, что от Соколова нужно держаться подальше!". И сообщение от Кирова с тем же контекстом. Обоим ответила, что у меня не вышло найти ту формулировку для отказа от работы с Соколовым, которая не вызвала бы подозрений, ибо меня просто загнали в угол. Прелесть СМС в том, что через них даже слововяз при грамотной формулировке не почувствует, что ему врут. Чем я бессовестно и воспользовалась. Не признаваться же, что я как дура поддаюсь соблазну рискнуть всем, что имею?

Глава 8. Охота на легенды

Всё оказалось даже хуже, чем предполагалось. Помимо взбесившейся на радостях нечисти у нас сошёл с ума сам Город. У каждого города есть своя разумная структура, то, что хранит его. То, что на самом деле и является самим Городом. И вот Петербург, перенасытившийся энергией, выплеснувшейся от чуть не произошедшего "слияния", словно опьянел. В прочем, Петербург ещё со времён своего основания был очень чувствителен к подобному, но все надеялись, что в этот раз обойдётся. Не обошлось. У нас по ночам начали оживать одна за другой легенды. В последний раз такое было дай Тьма памяти во времена свержения царя. Слововязы и ведьмы как могли наговаривали на город "полог обыкновения", чтобы спящие в упор не замечали ничего необычного, но во-первых этот полог постоянно приходилось подпитывать, и потому это было временной мерой, а во-вторых этот полог точно не был поводом не решать проблему.

Уж не знаю, какими соображениями руководствовался Министр, но он почему-то решил, что с легендами лучше всего управлюсь я. Как результат - днём мы с Эдгаром усмиряли нечисть, ночью пытались утихомирить воплощения легенд.

Первым у нас ожил Медный Всадник. Есть такая легенда, что по ночам в него вселяется дух великого императора и обходит город. Так вот теперь эта легенда стала явью. Убедить памятник вернуться на место стало первым нашим заданием. До этого я долго продумывала стратегию того, как буду работать так, чтобы и с заданиями справляться, и себя не выдать, но все мои планы пошли коту под хвост.

- Можете не осторожничать, если будет необходимость, - сказал вдруг Эдгар, когда мы выслеживали треклятый памятник.