Избранный. Часть 1 – Тихомирье - Сергей Нижегородцев Страница 22

Иван усмехнулся, глядя на спящего Всеслава. – Так что, Всеслав, помни: память – это важно, но иногда лучше забыть, где спрятал свои сокровища, чтобы никто не нашёл их раньше тебя!

Всеслав плыл в мутной пелене сна, когда первые проблески сознания начали пробиваться сквозь темноту. Сначала он почувствовал запах – терпкий аромат трав и дыма, смешанный с чем-то сладковатым. Потом пришли звуки – потрескивание огня, шорох одежды, тихое бормотание. Чей-то голос рассказывал историю про деда и лешего.

Веки Всеслава дрогнули, но открыть глаза оказалось непосильной задачей. Тело не слушалось, будто налитое свинцом. Лишь с третьей попытки ему удалось приподнять веки.

Размытый силуэт склонился над ним. Не отец – другой человек. Всеслав попытался сфокусировать взгляд, но изображение двоилось, расплывалось.

– Очнулся, – произнес голос, в котором смешались облегчение и тревога.

Всеслав хотел ответить, но губы не повиновались, а горло пересохло так, что даже сглотнуть было больно. Он смог лишь слабо моргнуть в знак согласия.

– Поесть надо, – проговорил Иван, когда юноша всё еще не открывал глаз полностью, оставаясь наполовину в мире сладких снов.

Знахарь поднес к его губам деревянную ложку с дымящимся варевом. Запах был сильным, насыщенным – грибы, коренья, мед. Всеслав почувствовал, как желудок сжался от голода, но сил сделать глоток не было.

Иван терпеливо ждал, придерживая его голову. Каждая ложка, которую он положил в рот Всеславу, казалась полным актом доверия. Юноша с трудом проглатывал питательный отвар, чувствуя, как теплая жидкость медленно стекает по пересохшему горлу, принося облегчение и первые крупицы силы.

Но в сердце Ивана все еще оставался страх, что это может не помочь. Он видел, как трудно дается Всеславу каждый глоток, как быстро истощаются его силы от таких простых действий.

– Пусть тебе будет легче, сын, – прошептал он, заполняя горшок новой порцией отвара.

Всеслав услышал эти слова сквозь нарастающий туман в голове. Последние силы покидали его. Чужие руки бережно опустили его голову на подушку. Сквозь полуприкрытые веки он видел, как Иван отошел к очагу, что-то помешивая в котелке.

Тепло разливалось по телу Всеслава, и сон снова начал затягивать его в свои объятия. На этот раз не тревожный, болезненный сон, а глубокий и целительный. Последнее, что он почувствовал перед тем, как провалиться в забытье, – это прикосновение шершавой ладони знахаря к его лбу.

Первые лучи солнца проникли сквозь щели в стенах избы, коснувшись лица Ивана. Он открыл глаза, на мгновение забыв о случившемся. Но реальность тут же обрушилась на него тяжелым грузом – разоренная деревня, раненый Всеслав, ушедший Арсений. Знахарь поднялся с лавки, где провел ночь, и потянулся, разминая затекшие мышцы.

Всеслав спал, его дыхание стало ровнее, а на щеках появился слабый румянец. Иван осторожно коснулся его лба – жар спал. Это вселяло надежду.

Выйдя во двор, Иван остановился, пораженный открывшейся картиной. Утреннее солнце безжалостно высветило весь ужас произошедшего. Тела погибших лежали там, где их настигла смерть – у колодца, на порогах домов, посреди улицы. Некоторые были обезображены огнем, другие застыли в последнем отчаянном движении.

Иван почувствовал, как внутри поднимается волна гнева. Никогда раньше ему не доводилось видеть такого бессмысленного уничтожения. Он опустился на колени рядом с телом старика Мирослава, деревенского старейшины.

– Не так должны уходить старейшины, – пробормотал он, закрывая остекленевшие глаза мертвеца.

Омыв лицо холодной водой из уцелевшего ведра, Иван долго смотрел на разоренную деревню. Пепелища домов, обугленные балки, разбросанная утварь – всё говорило о жестокости налетчиков.

Знахарь принял решение. Он не мог оставить мертвых непогребенными. Это было бы неправильно, неуважительно к их памяти. Начав с ближайшего тела, Иван приступил к скорбной работе. Он обмывал лица погибших, закрывал им глаза, укладывал руки на груди. Каждому в ладони вкладывал пучок трав – последний дар живых мертвым.

Работая, он старался не думать о собственной боли, о потерянных друзьях и знакомых. Вместо этого сосредоточился на движениях рук, на священном ритуале прощания. Он вырыл последнее пристанище для каждого погибшего.

– Пусть они найдут покой, – произнес Иван, когда последнее тело было предано земле.

Иван поднял голову к небу и глубоко вздохнул. Запах гари и смерти наполнял его лёгкие, но он заставил себя дышать полной грудью. Жизнь продолжалась, даже среди этого пепелища. Пора было возвращаться к Всеславу – единственному, кого он мог ещё спасти в этой деревне.

Тропинка к избе Арсения петляла между обугленными остовами домов. Иван шёл медленно, с трудом переставляя ноги после долгих часов погребальных трудов. Внезапно он замер. На дороге, там, где лес подступал к деревне, стоял волк. Не серый, не бурый – белоснежный, как первый снег.

Иван прищурился, не веря своим глазам. Белый волк летом? Здесь? Невозможно. Зверь смотрел прямо на него, не шевелясь. Жёлтые глаза, казалось, видели насквозь. Иван почувствовал, как холодок пробежал по спине.

– Знак, – прошептал знахарь, не отрывая взгляда от зверя.

Волк повернул голову, словно прислушиваясь, затем неторопливо развернулся и скрылся в зелени леса. Иван стоял, не двигаясь, ещё долгое время. В его памяти всплыли древние предания о белых волках – посланниках иного мира, предвестниках перемен.

Встряхнув головой, знахарь поспешил к избе. Тревога за Всеслава вытеснила все другие мысли. Он распахнул дверь и застыл на пороге. Юноша лежал неподвижно, бледный как полотно, но что-то изменилось. Иван подошёл ближе, наклонился над постелью.

Дыхание Всеслава стало глубже, ровнее. Лицо, ещё недавно искажённое болью, разгладилось. Иван осторожно коснулся его лба – жар почти спал. Знахарь опустился на колени рядом с лежанкой и взял юношу за запястье, проверяя пульс. Биение было слабым, но уверенным.

– Невероятно, – пробормотал Иван, разматывая повязку Всеслава.

Рана, ещё вчера воспалённая и опасная, теперь выглядела чище. Края её уже не были такими красными, а выделения стали прозрачнее. Иван покачал головой в изумлении. Его отвары помогли, но такое быстрое улучшение казалось почти чудом.

В этот момент образ белого волка снова возник перед его глазами. Иван почувствовал, как напряжение последних дней немного отпускает. Знак был добрым, он был в этом уверен. Сердце знахаря наполнилось надеждой, хотя разум подсказывал, что впереди ещё долгий путь.

– Будет трудно, но я сделаю всё, что в моих силах, – прошептал Иван, накладывая свежую повязку на рану Всеслава.

Утро встретило Ивана тусклым, серым светом. Ночь отступила, но радости новый день не принес. Знахарь поднялся с жесткой лавки, разминая затекшую спину. Каждое движение отдавалось болью в натруженных мышцах.