Покорение Дракона - Юлия Фим Страница 14

Будучи женщиной, хранит высокие амбиции,

Держа в руках два меча, защищает родину.

Радость, гнев, печаль, все в сердце,

Кто знает ее внутренние страдания?»

Пение она сопровождала отточенными выразительными движениями, а голосу придавала то доблестный тон, то дрожание, чтобы передать боль и тоску героини. С первой же строчки ее захватила эйфория от уже позабытых ощущений. Империя Чжао отошла на второй план, осталась лишь Лин Юн, выступающая на сцене.

«Женщина, не уступающая мужчинам,

На поле боя храбрая, не боится смерти.

Переменчивая судьба, враги как тигры,

Моё сердце твердо, как железо, никогда не отступлю.»

Чживэй вдруг затрясло. Пения она не прервала, продолжая играть сцену, но ее охватило ощущение опасности. В голове картинки смешивались: меч, вонзенный в шею брату, трудовой лагерь, обозленные лица, обращенные к ней.

Нет, не эти воспоминания ее пугали.

Чживэй уже пела следующую арию:

«Слушай звук золотого барабана и рога,

Призови меня, пробившую небеса,

Вспомни те дни, когда я скакала на коне среди цветущих персиков,

Вражеская кровь брызгала на мой гранатовый халат.»

«Лун Чжу Цзюнь» не просто была любимой пьесой Чживэй. Эти арии она исполняла на финальном концерте, куда не пришли родители.

Непрошеное воспоминание, которое до этого хранилось в закромах памяти: после аварии она выползает на трассу, а в голове у нее бьется одна мысль: «Родители пожалеют, когда увидят меня в таком состоянии». Несмотря на нестерпимую боль, она запомнила это злорадство: теперь-то ей будут уделять больше времени.

Тогда она еще не знала, что жалеть – это привилегия выживших. Лин Юн оказалась единственной из семьи, кто пережила аварию, и теперь она навсегда осталась с одним человеком: с Лин Юн, которая думала только о себе и которая не сказала спасителям, пришедшим ей на помощь на дороге, что в овраге у обочины ее семья. На скорой увезли только Лин Юн.

Никто не говорил ей раньше, что пережить чужие ошибки намного проще, чем собственные. Другие люди могли причинять боль, но ничто не могло сравниться с раной, когда твоя ошибка стоила жизни твоей семье.

Где та Чживэй, что наслаждалась своими триумфом и победами? Почему призраки Лин Юн вернулись за ней, когда она сбежала от них так далеко?

Чживэй тем временем запела арию «Легенда о Белом Драконе». История о Гуйчжи и Белом Драконе, полюбивших друг друга и жестоко разлученных.

«О, небо, что я наделала?

Почему моя судьба такая горькая?

В поисках счастья нарушила я порядок,

Теперь вины не смыть мне никогда.

Слезы мои, как река, текут,

Сожалею о своих поступках, каюсь.

Если бы можно было вернуть время,

Не совершила бы я этот грех.»

Ее эмоции легли отпечатком на выступление, и под конец у всех на глазах заблестели слезы. Мужчины, высокопочтенные господа города Ланьчжоу, расчувствовались.

Когда Чживэй спустилась со сцены, она услышала желанные слова от хозяина чайной:

– Господин Чэн сочтет за честь, если выступите в его покоях. – Мужчина и сам смотрел на нее в восхищении, однако тут же поспешно добавил: – Господин Чэн будет там с другими господами, они желают послушать и дальше ваше пение.

Чживэй кивнула. Ее все еще била дрожь от нахлынувших воспоминаний, и ей даже понадобилось время, чтобы вспомнить, что она находится в фэнтезийном кошмаре Империи Чжао, а смерть ее родителей от нее теперь очень далеко. Она Лю Чживэй, а Лин Юн похоронена в ее душе за ненадобностью.

Лю Чживэй способна на любую жестокость и ни к кому по-настоящему не привязана. От этой мысли на сердце стало спокойнее, словно после горькой пилюли она съела медовое пирожное.

На ее губах тотчас заиграла любезная улыбка, она присела и посмотрела в сторону господина Чэна, давая понять, что это честь для нее. Тот вызвался сопроводить ее до уединенной комнаты, в которой он собирался с друзьями.

– Никогда не видел такого таланта, – льстиво похвалил он ее.

В его взгляде не было и капли сожаления о жене, которую должны были завтра утром казнить. Наоборот, в его глазах сияли жадность до удовольствия, желание завоевать диковинную женщину. Чживэй могла легко себе представить сцену, где он нахваливал Мэйлинь. Был такой тип мужчин, для которых женщины были не более чем средством для удовлетворения их желаний. Лишь на мгновение они могли очаровываться объектом, но никогда не воспринимали даже ту, которую якобы любили, полноценным человеком с чувствами. Весь их мир строился только на том, что они чувствовали в данный момент: хорошая жена – хороша, смерть жены – вынужденные меры. Сотни отговорок в их голове и причин, почему жертвой ситуации всегда были они.

Господин Чэн был одним из таких мужчин. Однако не стоит думать, что их легко победить. Такие качества идут рука об руку с отсутствием совести и уверенностью, что им можно все на свете. Этот господин Бэйпань не примет падение легко и будет карабкаться, и у него много друзей, чтобы протянуть ему руку и напасть на ту (например, на Чживэй), которая попытается скинуть его с пьедестала. Потому что мужчины не любят смотреть, как тонет один из них, проигрывая женщинам, ведь следующим может стать любой из них.

Чживэй послала ему игривую улыбку: с ним ко дну пойдут все руки, которые могли бы протянуться.

Он уже пустил тигрицу в дом.

* * *

Син Ифэй

– Ифэй? Ифэй, ты тут? – В темноте двора чайного дома раздался встревоженный шепот Мэйцзюнь.

Ифэй, уже было заскучавшая, тут же вынырнула из-за глиняных сосудов с вином, за которыми пряталась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Вот Демоница бы поразилась ее сообразительности, когда узнала об этом!

– Чживэй передала, что документы или переписка должны быть связаны с дамбой. А еще вот. – Мэйцзюнь протянула ей кусок ткани, где вином был изображен разорванный коготь. – Постарайся еще найти что-то с таким символом: «Рваный коготь».

Ифэй кивнула.

– Сестрица уже подсыпала им снотворное, хватит до самого утра! Но все равно поторопись.

Мэйцзюнь заметно волновалась, в то время как Ифэй была абсолютно спокойна. Была у нее такая особенность: каждый раз, когда начинались проблемы, она вдруг становилась хладнокровной и находчивой.

– Поняла! – ответила Ифэй и поспешила, согласно плану Демоницы, вернуться в особняк.

Едва она перешагнула порог поместья семейства Чэн, как поняла, что ее ждут неприятности. Обычно у входа стоял Яньцю, ее друг, и он позволял беспрепятственно покидать поместье и возвращаться. Сейчас же она, едва нырнув внутрь, сразу столкнулась с Ланьфанем. И вот уж он был весьма гадкий и самый придирчивый из всех стражников, воображал себя законом среди прислуги!

Ланьфань, может, и был невысоким, но уж очень широким и мускулистым. Он всего лишь встал на дорожку, но преградил ее всем собой так, что не обойти.

– Где ты была? – подозрительно спросил он.

– Госпожа попросила жареных каштанов. – Ифэй продемонстрировала заранее заготовленный кулек. – Предсмертное желание! Понимаете, моя госпожа еще с детства их обожала! Помню, мы были еще детьми, но захотелось ей каштанов, так мы устроили во дворе сами жаровню, идея была не лучшая, если вы спросите меня теперь, но…

– Изменщица и предательница целой империи не заслужила последних желаний.

Он схватился за кулек, но Ифэй не выпустила его из рук, про себя молясь всем богам, чтобы тот не заметил, что там не только каштаны.

– Ох, думаю, вы правы, конечно! Господин Чэн был так милостив, что сказал, что могу исполнять ее прихоти. Что тут скажешь! Наверное, он очень любил госпожу, пока она не задумала все эти гадости…

– Ой, ладно, – поморщился Ланьфань, отпуская кулек. – Иди.