Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков Страница 26

«В связи со всей политической обстановкой, — объясняли они, — уход большевиков из Предпарламента поставил перед нашей партией вопрос: что же дальше?»

Задав столь сакраментальный вопрос, сами же на него и ответили. А начали с главного, основополагающего: «Мы глубочайше убеждены, что объявлять сейчас вооруженное восстание — значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции… Нет никакого сомнения, бывают такие исторические положения, когда угнетенному классу приходится признать, что лучше идти на поражение, чем сдаться без боя. Находится ли сейчас русский рабочий класс именно в таком положении? Нет, и тысячу раз нет!»

Повторив тем основной посыл, уже высказанный Каменевым, оба еретика приступили к обоснованию альтернативной точки зрения. Писали далее:

«Шансы нашей партии на выборах в Учредительное собрание превосходны… Только на Советы сможет опереться в своей работе Учредительное собрание плюс Советы — вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идем».

Затем перешли к многопартийности. Подразумевая позицию Ленина, провидчески втолковывали: «Говорят, за нас большинство народа в России, и за нас большинство международного пролетариата. Увы, ни то, ни другое неверно, а в этом все дело. В России за нас большинство рабочих и значительная часть солдат. Но все остальные — под вопросом. Мы все уверены, например, что если дело теперь дойдет до выборов в Учредительное собрание, то крестьяне будут голосовать в большинстве за эсеров».

Изложили и свою оценку ситуации в Европе. Опять же отвергли представление Ленина, «что международный пролетариат будто бы уже сейчас в своем большинстве за нас. Это, к сожалению, не так. Восстание в германском флоте имеет громадное симптоматические значение. Предвестники серьезного движения существуют в Италии. Но отсюда до сколько-нибудь активной поддержки пролетарской революции в России, объявляющей войну всему буржуазному миру, еще очень далеко. Переоценивать силы крайне вредно…

Если мы сейчас, поставив все на карту, потерпим поражение, мы нанесем жестокий удар и международной пролетарской революции, нарастающей крайне медленно, но все же, несомненно, нарастающей. А между тем, только рост революции в Европе сделал бы для нас обязательным, без всяких колебаний, несомненно, взять власть в свои руки».

Затем Зиновьев и Каменев дали определенный ответ на собственный вопрос — что же дальше? что делать? «В Учредительном собрании, — писали они, — мы будем настолько сильной оппозиционной партией, что в стране всеобщего избирательного права наши противники вынуждены будут уступать нам на каждом шагу, либо мы составим вместе с левыми эсерами, беспартийными крестьянами и прочими правящий блок, который, в основном, должен будет проводить нашу политику».

Тем авторы обращения не ограничились. Умело оценили силы, которые будут противостоять при вооруженном восстании большевиков. Пояснили: у противника весьма значительная опора — пять тысяч юнкеров; генеральный штаб; «ударники»; казаки; часть гарнизона; артиллерия, расположенная вокруг Петрограда; возможно, войска, которые правительство перебросит с фронта.

На стороне большевиков: «настроение трудящихся и солдатских масс не напоминает хотя бы настроение перед 3 июля. Существование в глубоких массах столичной бедноты боевого, рвущегося на улицу настроения… нет даже на заводах и в казармах».

Зиновьев и Каменев подытожили свои размышления. «Съезд Советов, — писали они, — назначен на 20 октября. Он должен быть созван во что бы то ни стало. Он должен организационно закрепить растущее влияние пролетарской партии. Он должен стать центром сплочения вокруг Советов всех пролетарских и полупролетарских организаций, которого еще нет… При этих условиях глубокой исторической неправдой будет такая постановка вопроса о переходе власти в руки пролетарской партии: или сейчас, или никогда!..

Только одним способом может она (пролетарская партия) прервать свои успехи — именно тем, что она в нынешних обстоятельствах возьмет на себя инициативу выступления и тем подставит пролетариат под удар всей сплотившейся контрреволюции, поддержанной мелкобуржуазной демократией.

Против этой губительной политики мы подымаем голос предостережения»74.

Следующее заседание ЦК состоялось не через два-три дня как обычно, а через шесть — 29 (16) октября. Тогда, когда до открытия Второго Всероссийского съезда Советов и приуроченного к нему вооруженного выступления оставалось всего трое суток. Мало того, это заседание стало расширенным — на него пригласили членов ПК и Петросовета, представителей профсоюзов, фабрично-заводских комитетов.

Открыл заседание Ленин. Почему-то не отвергая заявления Зиновьева и Каменева в целом, рекомендовал провести по нему прения, которые сам же и начал.

Напомнил, что предложение о блоке с эсерами и меньшевиками делалось ранее, но было отвергнуто. Отметил: «Настроением масс руководствоваться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету». Еще раз остановился на якобы весьма благоприятном международном положении — «выступая теперь, мы будем иметь на своей стороне всю пролетарскую Европу». Повторил как решающий и неопровержимый довод: «Буржуазия хочет сдать Питер». И заключил, повторив свое прежнее утверждение: «На очереди то вооруженное восстание, о котором говорится в резолюции ЦК».

Однако продолжившиеся прения обошли молчанием заявление Зиновьева и Каменева. Сразу же превратились в своеобразный отчет о готовности столичного пролетариата к выступлению. Вот тут-то и выяснилось, что все далеко не так хорошо, как полагал Ленин. Полностью поддержали его в оптимистической оценке положения только четверо: Я. М. Свердлов — от ПК, Н. В. Крыленко — от Военного бюро, С. Ф. Степанов — от окружной партийной организации, Н. А. Скрынник — от фабзавкомов. Остальные выразили серьезнейшие сомнения в полной готовности к восстанию.

Г. И. Бокий от ЦК, Н. Володарский от Петросовета, П. Н. Шмидт и А. Г. Шляпников от профсоюзов сообщили неприятные известия. Говорящие скорее в пользу мнения Зиновьева и Каменева, нежели Ленина. «Боевого настроения нет», «настроение выжидательное», «на улицу никто не рвется», «активных выступлений ожидать не приходится», «большевистское выступление не является популярным, слухи об этом даже вызвали панику», говорили они. Но более резко выступили А. В. Шотман и Н. П. Милютин. Последний даже прямо заявил: «Мы не готовы для нашего первого удара».

Спасая свой престиж, Ленин отбивался от них как мог. «Почему ЦК, — злился он, — не может начать? Это не вытекает из всех данных… У нас именно теперь особенные шансы удержать власть».

Поняв, что тревожные сомнения терзают не только его да Каменева, Зиновьев перешел в наступление. Взял слово и прежде всего подчеркнул свое право на критику: «Резолюция воспринимается не как приказ, иначе по ней нельзя было бы высказаться». Только потом повторил, как и Ленин, свои прежние доводы, выражая веское сомнение в успехе восстания в самые ближайшие дни.

«Не в наших руках, — перечислил он, — железнодорожный и почтово-телеграфный аппарат… На подкрепление из