Дневник Кристины - Алексей Владимирович Сабуров Страница 44

выполняя советы продавца из компьютерного магазина, – хорошо хоть, записала на бумажку, куда зайти и что нажать. Наконец экран ее ноутбука почернел и через долю секунды показал окно Windows для ввода пароля. Она с энтузиазмом набрала «2509», но ничего не произошло. Она тупо посмотрела на оранжевый цветочек в рамке над окном ввода и набрала цифры и нажала «Ввод» еще раз. В этот раз Мария сообразила, что в окошке пароля должны появляться звездочки, защищающие его от посторонних, но звездочек не было. Только тогда она вспомнила слова продавца о клавиатуре и полезла в пакет.

Слава богу, компьютерная мышка у нее была не модная, которая подключается через блютус, а обычная, проводная, какие были и в те времена, когда работал этот агрегат, а то пришлось бы нестись снова в магазин.

Пароль сработал и загрузил обычный рабочий стол Windows. Без мыши она бы смотрела на него, как на аквариум с рыбками. Шубина быстро нашла каталог «Проводник» и стала изучать существующие папки. Папка с названием «Архив» попалась ей почти сразу. Мария задержала дыхание и дважды щелкнула по ней.

Открылся каталог с перечислением годов… и две тысячи пятый был самым первым! Почему-то в голове Марии торжественно заиграл свадебный марш Мендельсона. Она в тот год ведь готова была выйти за Бориса, бросить все свои похождения и стать примерной мамой. Так, в общем, все и вышло, слава богу – без него.

В еще большем нетерпении Мария открыла папку с тем самым годом. Под вступление скрипок появился список из двенадцати папок, начиная с папки «Январь». Погоди, про себя буркнула она Мендельсону, может быть, это просто стандартная система каталогов.

Ну вот, март пятого года, ты меня и дождался.

Она щелкнула по желтому конвертику. Тот мигнул, точно дразня, и только затем открыл свой сундучок. Экран заполнился множеством одинаковых значков, и они медленно, точно капля шоколада, стекающего по руке, начали загружаться, заполняя белый фон темными квадратиками, которые скрывали в себе уменьшенное изображение. Мария неотрывно наблюдала за этим зрелищем, как за концовкой напряженного фильма.

Компьютер жутко тормозил, когда открывал очередную фотографию. Они были высокой четкости, а он – устаревшим хламом, если честно. Так Шубина обзывала его первые минуты, пока не успокоилась, решив, что у нее полно времени и тратить нервы бесполезно. Она вскипятила чайник и друг за дружкой открывала счастливые и не очень лица людей, забредших запечатлеть себя на долгую память в марте аж две тысячи пятого года. Кто бы из них мог подумать, что через двадцать лет в их глаза будет смотреть неизвестная им тетка. Да и она разве думает, кто сейчас вспоминает ее? Может быть, кобель Борис, наверняка отрастивший себе огромный пивной живот, прямо сейчас мечтает о том безумном сексе, который он в последний раз получил именно от нее?

Файлов было на удивление много. Ателье работало в полную силу, – видимо, Хейфец был популярен как мастер фотографии. Пары, семьи, портреты, дети, старики – на любой выбор. Были фотографии черно-белые и цветные. Видимо, зависело от выбора клиента, но черно-белые казались благороднее, они как будто сохранили душу своих хозяев. Прав был фотограф, рассказывая, что в хорошем снимке всегда скрыта история. Он умел не просто находить выгодный ракурс, а сделать своего клиента личностью, подчеркнуть настроение. И да, Марии стало казаться, что она немного знает этих людей. Вот этот мужик: вроде большой, но скромняга-работяга. А этот парень явно весельчак, душа компании. У одинокой женщины на портрете слишком многое за плечами, улыбка выглядит не просто грустной – она кричит о помощи.

Пока загружалось каждое изображение, Мария, увидев пару, сразу искала глазами фигуру женщины и напряженно вглядывалась, пытаясь не проворонить Кристину. И так один файл за другим. Чем-то походило на поиск элементов дизайна, когда она перебирала на сайте, например, светильники, которые могли бы подойти в проект интерьера, – но только уж очень медленный.

Но зря Мария опасалась. Она узнала Кристину с первого пикселя. Клон клочка фотографии испуганно, но так непринужденно улыбаясь, наконец предстал перед ней. Мария невольно залюбовалась ее живым взглядом: на большом экране он говорил с ней, рассказывал, как много счастья у его хозяйки впереди. Боже, как она жаждала жить!

Но затем она перевела взгляд на молодого парня рядом. И мелко заморгала, непроизвольно, точно ее мозг отказывался принимать то, что видел.

Мария вскочила из-за стола, вообще не понимая ничего и пытаясь напрочь отказаться от правды, которую с таким упорством искала. Ведь когда этого взгляда нет перед тобой, можно решить, что это все-таки ошибка. Из комнаты точно вытянули весь кислород – так трудно стало дышать.

Она подошла к окну и распахнула его настежь. Продышавшись, она с отвращением обошла вокруг стола, точно на нем лежала кобра, но все-таки заставила себя усесться на стул и посмотреть в глаза. Такие знакомые…

Нет, ошибки быть не могло. Она настолько хорошо знала этого человека, что опознала бы его даже на школьном фото класса.

Это был мужчина, фамилию которого носила она и ее дочь. Никита Шубин.

Под сосредоточенным взором мужа Маша совсем растерялась. Ее уверенность сперва рухнула совсем. Опять ложный след. Он ну никак не может быть убийцей, тем более серийным. Он купал ее дочь, заплетал ее волосы в косички, задорно смеялся над сериалом «СашаТаня». Он никогда не увлекался криминальными фильмами, и она не замечала за ним каких-то отклонений. Да он и не бил ее ни разу.

Но чем дольше Маша смотрела в замершие на фотографии глаза, тем отчетливее в ее памяти вспыхивали мгновения, когда она ощущала себя жертвой. Чего стоит тот эпизод с изнасилованием… Но он ведь был не единственным, когда с доброго и спокойного мужа слетала маска цивилизованности.

В первые годы знакомства он мог психануть из-за любой мелочи, например, какой DVD купить на вечер или кто сегодня укладывает Дашу. Были и более серьезные причины, особенно когда Мария, вернувшись в студенческую среду, начала учиться и стала приходить в себя, общаться с кем-то, кроме него и детских врачей. Она помнит, как искажалось его лицо, когда приходила домой не сразу после занятий, а позволив себе заскочить попить кофе с одногруппниками после. Он молчал, но в этой тишине ей казалось, что в следующее мгновение его тяжелый кулак врежется в ее зубы, кроша их, как молоток – фарфоровую тарелку. Это молчание было намного ужаснее крика, потому что крик отводил злость, как носик чайника – горячий пар.

Мария вдруг отчетливо вспомнила то лицо. Губы сжаты в узкую полоску, как два тощих червяка,